— Не сметь прикасаться к драгоценностям, пока не вернусь… За вами присмотрят.
Анна с Линаром вышли под руку, нежно прижавшись друг к другу: ее головка лежала на его плече, будет пища придворным сплетникам! Вошел камергер принцессы Иван Брылкин, здоровенный детина с толстым нагловатым лицом. Тот самый, что еще камер-юнкером носил от нее письма Линару, но столь неуклюже, что попался, и за это пострадал при Анне Иоанновне и намыкался горя в казанской ссылке жалким гарнизонным офицеришкой. Ныне Брылкин, возвращенный правительницей ко двору в память прошлых заслуг, заматерел, раздобрел, исполнился лоска и благополучия. Он плотно притворил двери и уселся в кресло напротив ювелира. Его шустрые маленькие глазки быстро обшарили разложенную на столе гору драгоценностей. Быстро, словно охотящийся кот, Брылкин выбросил вперед волосатую руку, цапнул без разбора несколько мелких вещиц и спрятал к себе в рот.
— Помалкивай, что видел, жабоед, а то шкуру спущу, на барабан пущу! — не совсем четко, но вполне убедительно промямлил он и показал ювелиру увесистый кулак. — Не досчитаются чего, скажу: ты спер, ворюга!
— Молчу, молчу, я слеп и нем, — удрученно пообещал Позье.
Что за служба такая несчастная у него при российском дворе? Ни чести, ни прибыли… Все вокруг упоенно воруют что угодно буквально друг у друга из-под носа, а виноват всегда оказывается несчастный француз!
От огорчения Позья не торопясь выбрал себе камушек, не самый крупный, зато изумительно чистой воды, и с тщательностью упрятал в своей куцей седоватой косичке.
— У-у-у, сука!!! — замычал полным сокровищ ртом Брылкин, не сразу опомнившийся от такого хамства, и вскочил на ноги.
— Извольте помалкивать и вы, сударь, — с отменной вежливостью предупредил Позье. — А то, когда вернется правительница или этот бешеный саксонец, я обращусь к вам с вопросом, требующим немедленного словесного ответа. А говорить вам сейчас… хе-хе!... нежелательно!
— Ты полностью доверяешь этому негодяю Брылкину, мон амур? А вдруг он захочет утащить пару бриллиантиков на память? — спросил Линар у Анны, когда они шли гулкими дворцовыми коридорами.
— Кому же тогда верить, мой милый? — растерялась Анна.
— Мне — и только мне! — с пафосом заявил Линар. — Кстати, это драгоценности Бирона?
— Нет! — сердито воскликнула Анна. — Все это принадлежало моей тетке Анне! Бирон — вор, он обокрал Россию!
— Россию? — язвительно переспросил Линар. — Кто у нее только не воровал, а она все стоит, держится… Выдержала Бирона — выдержит и нас с тобой!
Часть шестая
Последняя
Глава 1
Счастье правительницы
И все же это был ее год! Несмотря на дышавшую в спину Елизавету, козни сторонников цесаревны, насмешки офицеров-преображенцев, называвших ее, регентшу, просто Леопольдовной, Анна, впервые в жизни, была счастлива. Она жила по своей воле, и с нею был возлюбленный Мориц… Чего же оставалось еще желать? Сын мирно посапывал в своей колыбельке, творении — лучших мастеров-плотников Адмиралтейства, муж — занялся военными делами и смирился со своей ролью «тени» при новом светиле, Линаре, и только Миних с Остерманом докучали правительнице своими вечными склоками. Миних претендовал на роль закулисного императора, а хитрый подагрик Остерман приказывал таскать себя по дворцу в кресле или на специально изготовленных носилках, и при этом вел странные тайные беседы с этим хлипким, жалким Антоном-Ульрихом!
Анна не желала замечать в муже его явных и неоспоримых достоинств, очевидных тем, кто доставил себе труд узнать его получше. Все это меркло перед авантюрным обаянием Линара, этого рыцаря плаща и шпаги, повсеместно искавшего средств, чтобы поддержать ее власть. Мориц часто советовался с Михаилом Головкиным, молодым вице-канцлером, в глазах правительницы тоже красавцем и умницей. Ей казалось, что эти тайные переговоры отодвигали в тень и Остермана, и Миниха.
И Юлиана Менгден нашла свое место в этом придворном пасьянсе. Она знала, что при любом карточном раскладе останется нужна правительнице, и, как всякая истинно любящая душа, не требовала для себя ничего большего. Холодной и ненастной осенью 1740 года, пока Анна прогуливалась под руку с Линаром по Летнему Саду, а Юлия, словно верный телохранитель, охраняла их одинокие прогулки…