Молодые люди, единожды глянув на сего Анику-воина, разом прыснули со смеху.
— Ну, чистый Иван Грозный, — констатировал Оболенский.
— Бери выше, — возразил Оленин. — Сей муж никак не ниже Александра Македонского.
— Да какой там Македонсков! — откликнулась с головного возка туговатая на уши Марья Степановна. — Никакой и не Лександра он вовсе. Митрий это, Ушаков, мой кузнец. Здоровущий черт, подковы в руках гнет, между прочим, — с гордостью прибавила она.
— Что ж он: кузнец — а оружие заржавлено? — еле удерживаясь от смеха, с притворной строгостию молвил Владимир.
— И то верно, — позевывая от недосыпу, откликнулась тетка. — Надо будет велеть ему подремонтировать. А то не ровен час — вон какие нынче у нас страсти кипят! Батюшки святые угодники…
Так под ленивый разговор и шуточки молодые люди понемногу задремали. А сани бежали по заснеженной дороге все быстрее, конские гривы развевались на ветру, и лишь метель упорно норовила догнать уставших героев будущих сентиментальных романов. Ей удалось это, лишь когда впереди показалось Тюленево.
12. ИСТОРИЯ ЖЕНОУБИЙЦЫ
— Помню, я сразу усомнился во всей этой истории с чудесным спасением нашей Таник, когда впервые услышал от нее — при нашей столь неожиданной встрече в замке! — имя этого Орлова — так витиевато начал Владимир свой рассказ. — Я ведь, признаюсь, его и прежде слыхал, да все никак не мог вспомнить — в какой же именно связи?
К тому времени все уже воротились в Тюленево и успели воздать должное и ароматному жасминовому чаю — гордости старой помещицы, и пирогам да яблочным расстегаям, которые в имении пекли круглый год, благо яблочные запасы в кухонной кладовке сроду не иссякали. Лишь мужицкое войско задержалось, потому что не всем хватило саней. Навстречу им были высланы из имения телеги, а каждому из воинов обещаны были чарка водки и пятак серебром — за усердие. А молодых людей Марья Степановна усадила отдыхать да потчевать.
Отчество у Чижовой было как есть не дворянское, и тому досужие сплетники уже давно придумали простое объяснение, нередкое в ту пору в России. Будто бы происхождение ее было совершенно низкое: приглянулась красавица-селянка старому барину, дал он ей вольную, да и обженились они. А спустя три года старый барин помер. Но к тому времени бывшая крестьянка, а ныне новоиспеченная барыня крепко держала в руках все хозяйство покойного супруга и славилась на всю округу рачительностью и разумностью в делах. А под старость и дворянство выправили — тут уж петербургский дядя расстарался, подсунул в нужное время нужному вельможе должным образом составленные бумаги.
Так ли это было или лгали злые языки, Владимира это никогда особенно не интересовало. Он нежно любил свою тетушку, ласково звал «сестренкой» по-немецки, а та в племяннике просто души не чаяла.
Теперь молодые люди наслаждались покоем и теткиным хлебосольством, а сама Марья Степановна с умилением слушала племянничка, мало что понимая в нынешних светских хитростях.
— В бытность мою в университете приехал в Геттинген австрийский высокий чин, при их эрц-герцоге чиновник по особым поручениям. И на одном из приемов, в тесной компании поведал прелюбопытнейшую историю. Чиновник тот был чрезвычайно сведущ в финансовой части и потому ведал особо приватными делами, касаемыми благополучия всей Австрии. От него я впервые и услышал о сём кавалере Гименея.
Все началось с внезапной смерти тирольской баронессы фон Мекк, совсем недавно вышедшей замуж за молодого красивого француза, по слухам, чуть ли не маркиза, обедневшего в пору парижской революции. Спустя три месяца счастливого брака баронессу по возвращении из венской Оперы постиг внезапный сердечный удар, когда она принимала ванну. На теле покойной не было найдено ни единого следа насилия, баронесса попросту утонула. Молодой муж был безутешен и не мог от горя рассказать ничего вразумительного. А спустя две недели исчез.
Уже потом обнаружилось, что баронесса весь свой капитал переписала на маркиза. А тот и был таков, прихватив немалое наследство.
Случай сам по себе, может, и не привлек бы внимание австрийской тайной полиции, если бы не аналогичный случай, на сей раз с женщиной низкого происхождения. В Зальцбурге, второй музыкальной столице державы, овеянной славой вдохновенного Амадеуса Моцарта, тамошнему архиепископу доложили, что утонула некая певичка из его придворной капеллы. Велено было провести дознание, и тут выяснилось, что с дамочкой беда приключилась в собственном доме, в бронзовой ванне, подаренной ей мужем, русским князем, влюбленным в нее без памяти. История была подобна венской, совпали даже мелкие детали, и опять — ни следа на теле покойной!