Наедине тоже говорили. Дайрем отлично понимал, что Март жаловаться не станет, потому воспитывал его, когда Ли не слышит. И откровенничал на его счет тоже. Март этого, конечно, не любил, да кто ж его мнением поинтересуется. Еще в первый месяц Дайрем ему сказал:
– Ну ты же понимаешь, что время Ли и Берта прошло. И тебе следует обращаться к Линнару «мой принц» или «ваше высочество», а говоря о Берте, называть его королем Бертином.
Март основательно подумал, прежде чем ответить.
– Вы не понимаете. Я о нынешнем Берте так и говорю, потому что он король. А тогдашний был Берт. Он мне спину прикрывал, раны перевязывал, помогал доспехи застегивать. Это другое дело.
– Он всегда был королем.
– Но я-то не знал. Он был нашим спутником, боевым товарищем… Знаете, очень хорошим товарищем. Он, наверное, отличный король, я не знаю и знать не хочу. Где король – и где я. Только для меня Берт всегда останется Бертом. Этого не изменить.
– Придется.
– С чего? Я вроде ни с кем не разговариваю, об Игре меня вроде никто не расспрашивает. А вы и так понимаете, что к чему.
– Но Линнар…
– А вот это, – перебил Март, – вы ему скажите. Только лучше издалека, чтоб он вас голыми руками не порвал. Не удивлюсь, если его первым указом будет высочайшее разрешение мне называть короля как мне заблагорассудится. Хоть и дураком набитым.
– Негоже… – начал было Дайрем, но Март перебил:
– Не обсуждается.
То замолчал, странно глядя на Марта. Может, поймет. Нетрудно Марту называть Ли принцем или высочеством, хоть на людях, хоть наедине. Совсем нетрудно быть почтительным, несмотря на то что подтирал за ним, когда принца с похмелья тошнило или еще чего хуже. Если культурно выражаться, это было непринципиально для Марта, но принципиально для Ли. Именно Ли это ранило бы. Ли не был нужен оруженосец (а именно так назвали присутствие Марта рядом), не было нужен доверенный слуга или еще что-то, ему нужен был друг. Март ему был нужен, вот и все. Единственное, в чем Ли действительно нуждался.
Больше Дайрем об этом не заговаривал. Что интересно, об Игре он тоже не заговаривал ни разу. Наверное, не верил в богов, считал, что это детские сказки, а бог один, тот, который эльфов создал, да и бросил на произвол судьбы. А вот Фарам долго мялся, но все же спросил, причем именно у Марта. Правильно, Ли бы его послал куда подальше, и не очень приличными словами. И, конечно, первый вопрос оказался самым предсказуемым.
– Игрок, какой он?
– Ты ж видел.
– Издалека. Собственно, толком и не видел. То есть не обратил внимания.
– Обычный, – пожал плечами Март. – Знаешь, они все обычные. Император тоже… худой такой, черный, в смысле черноволосый, черноглазый, только неприятный. А Лумис… простой парень на вид. Он, само собой, не простой, и пару раз ставил нас на место, но не со зла… и не так, как Ли сейчас тебя ставит.
– Не удержался от шпильки? – хмыкнул не обидевшийся Фарам. – Я понимаю, почему Линнар это делает, так что не старайся. Ну а чем тогда Лумис отличался от вас?
– Да ничем. Драться не умел вообще, когда брался мечом махать, стоило с его дороги убираться. Даже верхом не умел ездить. Взгромоздится на коня – ну мешок мешком. А еще мерина кобылой называл, просо от ржи не отличал, козу с козлом перепутал. Конечно, за два года-то кое-чему научился, только все равно. Ну, чувство юмора у него хорошее было… непонятное иногда.
– Тогда почему ты решил, что он Игрок?
Март растерялся. Он уж и не помнил.
– Ну… Он на хартингов чихал, а они его слушались. Он знал странные дороги, знал, как пройти через запретные места. Он возвращался.
– Откуда?
– Оттуда, – почему-то шепотом ответил Март. – Его убивали несколько раз. Но он возвращался. Говорил, что включил режим бога. Он вообще говорил странно. Не как чужестранец, а так, словно вообще из другого мира пришел. И он всегда так удивлялся нашему миру, самым обыденным вещам. Понимаешь, он говорил, что нас нет. Что они нарисовали нас для Игры, а мы, оказывается, прижились. Он знал так много странных вещей… Ну ладно я не понимал, но Ли и Берт оба образованные. Я так думаю, что они нас создали – и забыли.
– Я понять не могу, – медленно произнес Фарам, – если он возвращался, зачем ему спутники. Если он бог, то почему не справился сам. Я понимаю, что он играл против другого бога, но смешно же полагать, что помощь смертных могла стать решающей.