Его глаза уловили движение упавшего в воду дубового листа. Тот бешено кружил в воздухе, переменчивый ветер швырял его то в одну, то в другую сторону, сначала в маниакальной погоне, потом в неистовом полете через аквамариновую воду.
«Вот как я хочу Бориса Смирина», — подумал он, находясь на грани истерики, его сердце бешено колотилось, разум не мог остановиться достаточно долго, чтобы обрести способность рассуждать, но обладал достаточным контролем над своими способностями, чтобы знать, что чем быстрее тот выложит деньги, тем скорее прекратятся смерти. Именно такое давление Рубен должен был восстановить при встрече со Смириным. Этого бизнесмена стоило постоянно прессовать, не давая ему времени маневрировать. Его нужно было сломать.
Глава 24
На обратном пути из сада Борис остановился у гостевого домика, а Раиса продолжила путь к дому. Гостиная теперь была забита компьютерами и разнообразным электронным оборудованием, которое он даже не пытался понять.
Хазанов вкратце рассказал Борису о том, как все это будет работать, и как раз вводил его в курс дела, когда у Смирина зазвонил мобильный.
Это был Никольский.
— Ты знаешь реакцию Израильянца?
— Нет.
— Он собирается это сделать. Он собирается встретиться с тобой.
Борис был ошеломлен. Он не знал, чего ожидал, но перспектива снова встретиться лицом к лицу с Рубеном явно ошеломила его.
— Что он сказал?
— Он пришлет тебе инструкции, так что держись рядом.
— Он сказал, почему согласился встретиться со мной?
— Нет, но он не так уверен в себе, как хочет показать. Я думаю, он хочет посмотреть на тебя, успокоить себя. Это хорошо. Мы увидим его инструкции, так что просто делай, что он говорит. Мы позаботимся о своей части работы.
— Что именно?
— Я хочу обсудить это с тобой в деталях, — сказал Никольский. — Я собираюсь попасть на место действия ранним вечером. Что нужно сделать, чтобы первый платеж произошел?
— Телефонный звонок.
— Хорошо. Я хочу, чтобы ты сделал это прямо перед его лицом. А как насчет следующего платежа?
— Я работаю над этим.
Никольский сделал паузу, и Борис услышал какой-то шум на заднем плане: разговоры, радиопередачи.
— Слушай, — проникновенно сказал Сергей, — я хочу, чтобы ты был готов… случай с Василием не будет единственным. Я просто не хочу, чтобы ты начал думать, что все волшебным образом изменилось.
Борис ощутил едкий запах электроники, теплого пластика и покрытых резиной проводов. Знакомый запах. Но то, что он ощущал в глубине мозга, гул, который вибрировал в глубине его грудных мышц, как будто его сердце вот-вот разорвется, было не только незнакомым, но и пугающим. Ожидание новой смерти было мучительно. Интересно, подумал он, что чувствует человек, потерявший контроль над рассудком, и не являются ли эти ощущения началом того, что позже назовут слепой яростью?
— Нет, — сказал Борис, — я понимаю, что ничего не изменилось.
Закончив разговор, Смирин вышел на улицу и остановился в тени перед гостевым коттеджем. Тень будет расти по мере того, как солнце скроется за садом, направляясь к склону холма, где люди работали у озера. Он посмотрел вниз сквозь щепки света сосновой аллеи и погрузился в один из тех моментов, когда все знакомое и обыденное быстро исчезало из его сознания, пока он не обнаружил, что отдалился от своего собственного опыта, пойманный в странный и чуждый момент.
Потом он так же быстро пришел в себя, достал из кармана мобильный телефон и позвонил Кириллу. По словам Бурова, он уже завтра вернется в московский офис корпорации из Сухуми.
Борис пересек двор, миновал фонтан и оказался в широком коридоре. Раиса распаковывала вещи в спальне. Она услышала его, но не отвернулась от кровати, где открыла чемоданы. Она выхватывала вещи из сумок, все еще взволнованная.
— Послушай, — сказал он, — давай не будем все так оставлять.
Когда она повернулась, чтобы сказать что-то, что, как он знал, зрело в ней, он сделал жест указательным пальцем, а затем указал на свое ухо, напоминая ей о «жучке».
Застигнутая врасплох, она просто смотрела на него, затаив дыхание.
— Не сейчас, Боря, ну пожалуйста.
И она снова повернулась и продолжила распаковывать вещи.
— Работа не ждет, — сказал он ей в спину. — Мне нужно кое-что сделать.
— Тогда работай, — не останавливаясь, сказала она, накрывая кровать блузками, юбками, нижним бельем и туфлями.
Борис повернулся и вышел из комнаты.
Он снова набрал номер Бурова.
— Лариса легла спать, дети в другой половине дома, можешь говорить. У тебя странный голос, — заметил Кирилл. — Что-то еще случилось? Ты явно расстроен.
— Слушай, — сказал Борис и начал рассказывать о несчастном случае с Василием Свиридовым. Пораженный, Кирилл задавал вопросы-он всегда задавал вопросы-а потом сочувствовал. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что эта ужасная новость стала причиной стресса, который Борис уже испытывал из-за огромных финансовых потерь, о которых он рассказал ему вчера.
Они немного поговорили о том, как известить некоторых людей в «Агрохиме», и Кирилл составил список тех, кого считал нужным известить немедленно. Они, в свою очередь, могли рассказать другим.
— Ужас, это просто парад трудностей, — сказал он. После некоторой паузы он продолжил. — А как насчет… финансовой проблемы, о которой вы говорили? Это то, с чем ты хочешь разобраться сейчас?
— По большей части.
— А Раиса?
— Она все знает.
— Как она?
— Мы работаем над этим.
— Что-то еще?
— Мне придется продать часть компании, небольшую часть, около восьми процентов.
Возникла пауза.
Борис мгновенно покраснел. Это было унизительно.
— У меня над этим работает Леня Пельц, и это должно быть сделано за пару дней.
— Пару дней?! — на том конце можно было услышать стон.
Разозленный и смущенный, Борис сглотнул и понял, что Кирилл не может никак принять это решение. Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. Весь здравый смысл, здравое суждение, осторожность и постоянное руководство, которые он использовал, чтобы построить и развивать «Агрохим», и которые были отличительной чертой того, как он вел бизнес, были разрушены действиями, которые Израильянц заставлял его делать. Было бы достаточно плохо, если бы это пренебрежение было оправдано, но сознательно навлекать на себя такие ошибочные предположения было почти невыносимо.
Если он чувствовал себя так, рассказывая об этом жене по приезду, которая знала его так хорошо, с которой он делил так много своей жизни, и которая знала о нем больше, чем кто-либо, как он будет себя чувствовать, когда эта воспринимаемые как безответственность действия станут публичными? Что подумают люди, когда деловая пресса ухватится за это? Что будет с его репутацией, если коллеги, менеджеры и подчиненные решат, что он поступил так опрометчиво? Как он собирается с этим справиться?
— Если… если у них возникнут вопросы, что… что ты хочешь, чтобы я сказал? — спросил Кирилл.
— Просто скажи им, что ничего об этом не знаешь. Скажи им, что это законно. Это из твоей юрисдикции.
— Это большой успех, — сказал он притворно, — это плохое вложение.
— Да уж, — пробормотал Борис.
Кирилл любил бегать кроссы, и та же внутренняя дисциплина, которая управляла его режимом физической подготовки, сформировала его чувство целостности. Не сдержанность шефа грызла его сейчас. Борис, конечно, не все рассказал ему об этом деле, да он и не ожидал, что Борис расскажет. Но он знал, что здесь происходит что-то еще, что-то не так.
Возникла неловкая пауза.
— Я согласен с легендой о неудачных инвестициях, — продолжал Кирилл. — Все в порядке. Но послушай, Борис, мне кажется, здесь что-то не так. Ты уверен… ты знаешь, что не хочешь немного проанализировать это?