— Позвольте мне, пожалуйста, — сказал он, и прямо над краем стола он достал маленькое черное устройство размером с мобильный телефон и направил его на Смирина. Он отбросил тонкую красную горизонтальную полосу поперек груди Бориса. Манасян медленно передвинул его вниз по телу Бориса на стол, затем переместил устройство под стол и закончил спускаться по туловищу Смирина к его ногам. Манасян незаметно взглянул на экранчик.
Он кивнул.
— Очень хорошо, — сказал он и убрал прибор. — У меня есть очень простое предложение: вы положите десять миллионов евро на определенный счет на Виргинских островах, а я отдам вам Рубена Израильянца. Вы можете остановить его и одновременно спасти сорок с лишним миллионов. И, конечно же, вы спасете много жизней.
В этот раз Борис был застигнут врасплох. Где тот допрос, о котором его столько предупреждали? Где хитроумно выверенные фразы, расчетливое чтение между строк? Если Борис скажет «Да», это будет конец? Они встанут и разойдутся?
Он вспомнил наставления Никольского: «Держи Манасяна там как можно дольше. Говори, что хочешь. Просто держи его там, пока не услышишь Ярослава.»
— Почему ты предлагаешь мне эту сделку?
— Так я зарабатываю больше денег.
Его ответ был резким и легким, как будто ответ был очевиден, как будто он предлагал лучшую сделку по новому внедорожнику.
— И я окажу тебе услугу, — добавил Борис, — избавившись от этого сукина сына.
Манасян склонил голову набок и пожал плечами.
— Да, это правда.
— Допустим, я смогу это сделать, — предложил Борис. — Деньги, в обмен на избавление от Рубена. Откуда мне знать, что один из его людей не придет за мной и не выполнит угрозы Израильянца? Откуда мне знать, что ты не придешь за мной попозже?
Манасян кивнул.
— Во-первых, никто не будет мстить за Рубена Израильянца после его смерти. Он не внушает такого доверия. Будет много людей, которые только будут сожалеть, что денежный поток был остановлен; но никто не будет сожалеть, что Рубен мертв.
— Во-вторых, я легко могу представить, как вы злитесь из-за того, что с вами случилось. И я легко могу представить, как много вы узнали из этого опыта. С вашими деньгами и тем, что вы узнали, я также могу представить, что вы создадите свою собственную структуру охраны, чтобы такого рода вещи никогда не повторились с вами снова. Нет никакой гарантии, которую я мог бы дать вам, которая была бы для вас более надежной, чем ваша собственная решимость.
— Это меня не утешает.
— Это только потому, что ты не понимаешь рисков с моей стороны.
— А как ты «отдашь» мне Рубена?
— Мы можем обсудить детали, — глотнул вина Манасян. — Но сначала скажите, вас интересует мое предложение?
— Вполне возможно. Но сначала я должен узнать подробности.
— Почему сначала детали?
— Я никогда раньше не имел дела с убийцами, — спокойно ответил Борис. — Я буду очень осторожен.
Лицо Манасяна оставалось неподвижным. Ему не понравился выбор Бориса. На его лбу выступил пот и по обеим стронам рта появились складки.
— А как вы доставите деньги мне? — В свою очередь спросил Манасян.
— Я могу сделать это по телефону. Так же, как и остальные десять миллионов.
— Когда?
— По утрам. Вы получите подтверждение из банка в течение часа после моего звонка.
Манасян снова кивнул.
— Когда я получу подтверждение по телефону о деньгах, я подробно расскажу вам, как это сделать.
— Этого недостаточно.
Мгновение Манасян изучал его.
— Я знаю, что с тобой кто-то работает. Я не знаю, что у вас происходит. Я должен защитить себя.
— Что же, похоже, мы зашли в тупик.
— Что ты предлагаешь? — Спросил Манасян. — В качестве компромисса?
— Смотри, — сказал Борис. — Ты уже видел, как я дал Рубену десять миллионов, как и обещал. И я запишу это на твой счет, как и обещал. Но единственное, что я видел с твоей стороны, это ложь и смерть. Теперь ты говоришь мне, что готов сдать мне Израильянца. Ну тогда скажи мне, как он защищен? Как именно? Если ты этого не сделаешь, я подумаю, что ты собираешься развести его и меня и сбежать от нас обоих. Так вот что сейчас я чувствую: пошел ты.
Манасян снова посмотрел на Бориса. Он пытался примирить эту жесткую позицию с тем, что услышал по деньгам. Но, конечно, в тот момент, когда он обратился к Смирину с предложением продать Израильянца, положение Смирина радикально изменилось. Манасян видел здесь, как быстро дух соперничества вышел на первый план, когда Смирин увидел хоть малейшую брешь. Возможно, Манасяну придется иметь дело с чем-то большим, чем он ожидал.
Манасян быстро отпил из бокала, взвешивая все за и против. Он чуял запах десяти миллионов евро и, что более важно, думал о том, какой была бы жизнь без Рубена Израильянца, дышавшего ему в затылок и ничего не делавшего самостоятельно. Но Смирин, конечно, был прав: ему нужно было во что-то верить.
— Какое тебе дело до того, как он будет защищен, — спросил Манасян, — если ты собираешься передать информацию полиции?
— Разве я сказал, что передам информацию в полицию?
— Тогда в чем дело? — спросил он осторожно и с веселой улыбкой. — Ваша личная месть? Но это такая архаика, господин Смирин.
Борис почувствовал, что дрожит от высокого напряжения, вызванного адреналином.
— Ты действительно думал, что я буду смотреть, как этот человек убивает моих друзей и крадет мои деньги, а потом отпущу его? Он сказал мне, что если я не сделаю то, что он сказал, он будет преследовать меня всю мою жизнь, убив моих друзей, мою семью. Ну, я сделал то, что он сказал, и он все равно убивал людей. — Он помолчал. — Вернее, вы сделали это для него.
Ухмылка застыла на лице Манасяна.
Борис продолжал:
— Он действительно думал… что я позволю этому случиться без какого-либо ответа? Пятьдесят миллионов евро. Если он думает, что такие деньги позволят ему делать определенные вещи, покупать определенную информацию, убивать людей, почему он думает, что я не проделаю то же с ним? Он считает меня идиотом?
Борис понятия не имел, что скажет все это, но, взглянув на Манасяна, внезапно понял, что у нтого на уме. Преимущество, которое имел Манасян перед всеми, во-первых, с Рубеном над Смириным, а теперь, работая только в собственных интересах, над самим Рубеном — основывалось исключительно на его готовности просто игнорировать правила, по которым все остальные в обществе соглашались играть. Даже доверие, которое Израильянц оказывал Манасяну, хотя и было искажено, имело свои собственные правила порядка. И теперь Манасян игнорировал даже эти искаженные границы.
Но что действительно взбесило Бориса, так это то, что Карен, по-видимому, предполагал, что Борис будет продолжать подчиняться традиционным правилам общества, что Борис не будет прибегать к беспредельной тактике Манасяна, даже если это не поставит его в невыгодное положение. Снисходительность этого предположения поразила Бориса, как молния. О чем, черт возьми, думал Борис?
Он посмотрел на Манасяна и понизил голос:
— Израильянц когда-нибудь задумывался, сколько мести можно купить за такую сумму… за меня?
Манасян ничего не сказал. Он ждал. Он имел дело с неизбежной реальностью, что все Смирин сказал о Рубене, было направлено на него.
— Я не собираюсь больше платить за ложь, — заключил Борис. — Если я не поверю тому, что вы мне скажете, я оставлю себе свои десять миллионов.
Внезапно Манасян попытался переосмыслить свое положение. Такого разговора от Смирина он не ожидал. Почему он вдруг стал таким уверенным? Сколько еще Смирин знает, или Манасян только думал, что он знал? Если Смирин жаждет мести, тогда, возможно, он все-таки сам по себе. Ни одно законное правоохранительное учреждение не будет участвовать в такого рода операции. Возможно ли, что Смирин нанял очень способных профессионалов? Возможно, Манасян уловил это как раз вовремя, чтобы предотвратить провал своего тщательно спланированного плана.
— Может быть, я смогу рассказать вам кое-что, — сказал Манасян, давая себе время подумать.
— Как он защищен? — Снова спросил Борис. — С чем столкнутся мои люди, если ты «отдашь» его мне? Сколько охранников? Где они находятся? Дай мне некоторые детали, чтобы поверить. Но мне нужно гораздо больше, чем обещание такого человека, как ты, прежде чем я раскошелюсь еще на один евро.