— Здесь.
— Манасян уехал, — сказал Никольский. — Я думаю, что остались только водитель, охранник Рустам и Израильянц. Это лучшее, что мы могли придумать.
— Манасян не вернется?
— Нет.
— Значит, у меня есть остаток ночи?
— Нет. Ты должен уехать по крайней мере к двум часам. У тебя есть указания, как добраться до взлетно-посадочной полосы?
— Есть. Но ничего не изменилось?
— Нет.
Наступила тишина. Он не был уверен, как долго это продолжалось, но он знал об этом, что означало, что это было давно. Но Никольский не повесил трубку. Он был там.
— Хочешь кое-что узнать, Якут?
— Да. Что именно?
— Я не думал, что это когда-нибудь случится. Я думал, что умру и этого никогда не случится.
Тишина.
— Не буду тебя благодарить, — сказал мужчина. — Я избавлю тебя от необходимости держать это на своей совести.
Тишина.
— Но если бы я мог поблагодарить тебя, я бы сделал это. И если бы я верил в бога, я бы тоже поблагодарил его за это, но он бы тоже не захотел моей благодарности.
Тишина.
— Ты слышишь насекомых?
— Да, — сказал Никольский.
— Я весь в комарах, — сказал он. — Целое облако. Они поют мне.
Тишина.
— Я больше не хочу тебя видеть, Якут. Ты это понимаешь.
— Я понимаю. Да.
Тишина.
— Я похож на насекомое, — сказал мужчина.
Снова наступила тишина, и, подождав минуту-другую, он выключил телефон.
Глава 51
После телефонного звонка Сергея сердце мужчины начало учащенно биться. Он привык к этому и сразу же почувствовал знакомое беспокойство. Что-то случилось с ним, когда он снял всю одежду и покрыл свое тело цветами, земли и растительности. Он сливался с природой. И это было хорошо.
Одетый только в кроссовки, которые он также вымазал камуфляжной краской, он начал подниматься через лес на склоне холма. Комары образовали вокруг него жужжащую ауру, и ему показалось, что он повис в звуке времени, но оно его не коснулось. Он двигался сквозь тьму в коконе безвременья.
Подъем на утес был медленным, но не особенно трудным. Это был просто крутой подъем, с парой мест, где расположение ног и пальцев было важным, но не критическим. Он был осторожен, чтобы не сбить камни и не отправить их с грохотом в кусты.
Спустившись, он остановился передохнуть, прежде чем преодолеть последние метры, переползая через горы строительного мусора, которые были свалены стеной, когда строился дом. Затем он к высоким решетчатым воротам, вид с которых открывался на террасу.
Он долго сидел на корточках у ворот, держа в руках маленький вещмешок с одеждой и еще кое-какими вещами. Когда не донеслось никаких звуков, он осторожно открыл жалюзи на воротах, которые вели в глухой угол двора, и вошел внутрь. Он положил сумку в тени у дома, расстегнул молнию и достал маленький тускло-серый автоматический пистолет, который дал ему Никольский. Он был специально модифицирован для стрельбы экспансивными пулями 9х18 с пластмассовым наконечником.
Бледный свет, пробивавшийся сквозь стеклянные стены-похоже, телевизионный-бросал слишком много света на веранду и двор. Отсюда он не сможет перейти на другую сторону. Оставив сумку, он вышел за ворота и спустился по лестнице. На первом же повороте налево он шагнул в кусты, разделявшие дома вдоль утеса. Чтобы избежать шумной растительности, насколько это было возможно, он прижался к наружной стене дома.
Добравшись до угла дома, он свернулся калачиком под большим кустом и стал ждать. Он знал о системе безопасности Израильянца. Ночью, кто-то всегда оставался снаружи в темноте. Он ждал. Живой человек издавал звуки.
Он ждал. Он слышал, как кровь стучит у него в ушах. Не слишком отличается от жужжания проходящего времени. Он ждал.
Водитель пукнул. Человек приспособился к искажениям архитектуры и растительности. Фасад дома представлял собой П-образный двор. К счастью, там были живые изгороди. Он лег на бок, прислонившись голой спиной к стене дома, и пополз под изгородью, змеей, сантиметр за сантиметром.
Водитель со стоном зевнул. Мужчина поправил свое восприятие звука. Он был ближе, чем думал. Еще пара метров, шипы кустарника и ветки впиваются в кожу. Изгородь повернула налево, к краю дворика. Мужчина подождал, потом медленно высунул голову из-под изгороди. Охранник сидел в шезлонге метрах в двух с половиной от него.
Когда он выстрелил в водителя, раздался лишь приглушенный хлопок черепа и мягкий всплеск на камнях. Мужчина быстро вскочил на ноги. Он взял автомат с колен охранника и положил его на камни. Он оставил труп валяться в кресле.
Он подошел к входной двери и дернул за ручку. Она была не заперта. Он приоткрыл дверь на несколько миллиметров и услышал звук телевизора.
Отлично. Он просунул голову в дверь. В фойе, красавчики. Рустам будет в шести метрах от Израильянца. Когда он шел через фойе, телевизор бросал бледный мерцающий свет через открытую дверь. Других огней не было. Опять повезло.
Сквозь стеклянные стены комнаты он увидел освещенную веранду, на которой только что стоял. Убедившись, что позади него нет света, он подался вперед и увидел Израильянца, развалившегося на диване лицом к телевизору. Он задремал, едва проснувшись. Еще шаг вперед, но Рустама не было.
Внезапно он услышал шум спускаемой воды в туалете и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть Рустама, который появился из-за угла в другом конце коридора, нащупывая молнию на брюках. Он едва ли был настороже и, вероятно, тоже задремал перед телевизором, прежде чем подняться и пойти в ванную. Мужчина вытянул руку горизонтально в темном коридоре, и Рустам буквально наткнулся на его пистолет.
Пистолет чихнул, и голова Рустама откинулась назад, как будто его ударили молотком, а ноги вылетели из-под него. Он упал на пол с глухим стуком, через полсекунды после того, как большая часть его мозга ударилась о стену коридора.
Мужчина развернулся и встал перед огромным экраном, глядя на Израильянца, который все еще пытался подняться на ноги. Когда он наконец выпрямился и выпрямился, мужчина держал пульт на экране. Звук прекратился.
Они стояли друг против друга в тишине, кофейный столик стоял между ними.
— Сидеть, — сказал мужчина. Выражение лица Рубена было вялым, и бледный свет от экрана прыгал по всему его лицу, усиливая выражение шока.
— Садись, — повторил мужчина по-русски.
Израильянц безмолвно подчинился, рухнув на то самое место, откуда только что с таким трудом поднимался. Мужчина подошел к кофейному столику. Затем он обошел его, нависая над Рубеном, его замаскированные гениталии болтались на расстоянии вытянутой руки от его лица. Мужчина медленно опустился на кофейный столик, почти касаясь коленями колен Израильянца.
— Сними рубашку.
Прошло несколько секунд, прежде чем Рубен начал расстегивать свою рубашку. Когда он снял ее, мужчина протянул руку и взял его у него. Он начал медленно вытирать лицо, размазывая краску, его глаза впились в глаза Израильянца так крепко, как будто это были маленькие руки, державшие его. Рубен смотрел, как из-под краски проступает цвет человеческой плоти. Его глаза непроизвольно сузились, когда он инстинктивно попытался узнать человека под краской.
Внезапно он понял, кто это.
Израильянц обмяк и откинулся на спинку дивана. Комната наполнилась запахом экскрементов, челюсть Рубена от изумления отвисла. У некоторых мужчин есть шестое чувство относительно их последних мгновений, что-то, что говорит им, что на этот раз это не будет быстро. Часто такая интуитивная уверенность ошеломляет, и этот момент осознания высасывает из них все. Так было с Рубеном Израильянцем. Теперь у него остались только две вещи: смерть и страх смерти.
Мужчина был удивлен внезапным падением. Он всегда ожидал, что Израильянц будет драться как бешеный кабан. Это было неожиданно. Но это ничего не значило, так или иначе.
— Ложись на пол.
Рубен непонимающе посмотрел на него.
Мужчина встал.
— Ложись на пол.