— Ты хочешь, чтобы я тебя любил? — холодно спрашивает Никита. — Так этого не будет, Маша. Я не способен на такие чувства, которые нужные тебе. Я не люблю тебя. Я вообще никого не люблю. И хорошо, если ты это себе уяснишь.
От его ледяного тона начинает бить дрожь. Мне реально холодно, хочется заползти под одеяло, прижаться к горячему телу того, прошлого Никиты и слушать, как бьется его сердце. Вот чего мне по-настоящему хочется.
— Но если я тебя не люблю, это не значит, что я тебя не хочу, — продолжает Ник все тем же бесстрастным тоном. — Ты же не думаешь, что я все эти четыре года проведу с тобой как в монастыре? Или ты хочешь, чтобы я на твоих глазах ебал других баб?
— Мне все равно, — смотрю в стену.
— А мне нет, — он пересаживается так, чтобы в него упирался мой взгляд. — Мы с тобой договаривались, что ты будешь делать все, что я захочу.
Щеки вспыхивают, только это не от смущения, а от стыда. Стыда за него, за Никиту.
— Хорошо, — говорю неожиданно покладисто.
Встаю с кровати, стаскиваю шорты с футболкой. Выгибаясь в спине, расстегиваю бюстгалтер и отбрасываю в сторону. Пальцами подцепляю трусики, тяну вниз. Дальше они скользят сами и плавно опускаются на пол. Переступаю через кружевной комок, ложусь на кровать и раздвигаю ноги.
Никита шумно сглатывает, похоже, первая линия обороны пробита. Но сколько их там, неизвестно, я даже пробовать не буду. Ни считать, ни пробивать.
От откровенного, жадного взгляда чувствую себя как на горящих углях. Горят не только щеки и уши, все тело горит. Никита придвигается ближе, нависает надо мной, упираясь рукой в кровать возле моего плеча.
Касается рукой лодыжки, проводит до колена, скользит по бедру, по внутренней стороне. А я как будто отдельно, ничего не чувствую. Мне даже не щекотно.
Пальцы продолжают скользить вверх по животу. Будто случайно задевают грудь, цепляют сосок, пробегают по ключице и впиваются в подбородок.
— Решила меня подразнить?
Смотрю в потолок, руками комкаю простыню.
— Ты хотел игрушку...
— Блядь, — он раздраженно дергается, выпуская мой подбородок. — Нахуя, Маша? Ну нахуя тебе эта любовь? Давай просто трахаться, вот увидишь, тебе понравится. Я нормально ебу.
— Давай, — усиленно разглядываю потолок, смаргиваю.
Он снова матерится, вскакивает с кровати. Собирает мою разбросанную одежду, бросает возле меня на кровать, а сам уходит в ванную, громко хлопнув дверью.
Через минуту оттуда доносится шум воды, а сквозь них пробиваются уже знакомые мне звуки. Быстро одеваюсь и выхожу из комнаты, аккуратно прикрыв за собою дверь.
Глава 32-1
Я сегодня целый день ничего не ела. К вечеру желудок сводит от голода, но я не выхожу из спальни, чтобы не пересекаться с Никитой.
Странно, я его так ждала, а когда он приехал, прячусь в своей комнате. Но я совсем, совсем ничего не понимаю. Он то холодный как лед, говорит будто острой бритвой режет, то внезапно этот лед раскалывается, и наружу вырывается настоящее пламя.
Как можно быть таким переменчивым? У меня бы уже давно кукушка улетела от таких качелей. Или может... Может, он просто прячется?
Никита всегда был порывистый, особо не скрывал эмоции. То ли не считал нужным, то ли не мог обуздать рвущиеся наружу чувства.
Значит, научился? Или я снова придумываю себе то, чего нет? Пытаюсь оправдать, выгородить. А по факту все именно так, как Топольский и говорит: он просто меня хочет. И зачем ему кого-то искать для секса, если есть я?
В конце концов желудок побеждает, и я выбираюсь на кухню. Когда прохожу мимо двери Никиты, сдерживаю порыв, чтобы не постучаться. Может он уснул, а я его разбужу. Он вернулся слишком уставшим и невыспавшимся, пусть поспит.
Приготовлю ужин и на него тоже, захочет — услышит запахи и спустится.
Так и получается. Стоит запахам расплавленного сыра разнестись по этажу, на лестнице раздаются шаги.
— Я как раз хотел заказать что-нибудь из еды, — слышу за спиной, — ты будешь?
— Нет, спасибо, — отвечаю, не оборачиваясь, — я уже готовлю ужин.
— Может, десерт?
Поворачиваюсь. Топольский стоит в футболке и домашних трикотажных штанах, уперевшись руками в дверные откосы. Возможно, всему виной освещение, но сейчас его рельефные мышцы особенно четко очерчены, и я спешу отвести глаза. Ну почему он такой...
— Хорошо, тогда я закажу себе, — Никита отталкивается от дверного проема, разворачивается чтобы уйти, и я поспешно окликаю:
— Никита!
Он оборачивается.
— Я на тебя тоже приготовила. Можем вместе поужинать. Это, конечно, не так как в ресторане, но...
— Хорошо, Маша, — на мой взгляд, он слишком быстро соглашается. — Ты где хочешь ужинать, здесь, в гостиной или на террасе?
Хотела сказать, на террасе, но затем вспоминаю красиво сервированный стол в гостиной. И что в итоге с ним стало.
— Давай здесь... — и добавляю: — На террасе холодно.
Никита кивает и уходит, а у меня все сразу начинает падать из рук, разливаться и рассыпаться. Теперь я жалею, что приготовила слишком простое блюдо. Запекла картофель с кусочками курицы под сырным соусом и зеленью, так мама делает. А ведь Никита избалован изысканными ресторанными блюдами.
Но затем вспоминаю, с каким удовольствием уплетает его отец любую еду, которую готовит мама, и немного успокаиваюсь. Такие запеканки из мяса и овощей старшему Топольскому тоже очень нравятся, может и младшему они зайдут? Теперь уже среднему...
Невольно улыбаюсь, вспоминая малыша Максимку, и успокаиваюсь. Крошу салат, умудрившись не порезать ни одного пальца. Обычно с такими острыми ножами для меня это проблема.
Я как раз расставляю тарелки, когда Никита появляется в дверях с бутылкой вина.
— Будешь? Это хорошее вино, выдержанное...
— Я не разбираюсь в вине, Никита, — спешу его заверить, — и мне лучше вообще не пить. Я пробку понюхаю, и мне достаточно...
— Значит, тебе наливаем как алкоголику со стажем, — это удивительно, но он даже пробует шутить. Роется в кухонном ящике. — Где этот штопор...
— Я здесь видела, — выдвигаю совсем другой ящик, достаю штопор, протягиваю Никите. Он не глядя тянется за штопором, но чуть промазывает и накрывает своей рукой мою.
В меня как шаровая молния попала. Вздрагиваю, Никита поворачивает ко мне голову и впивается взглядом, продолжая держать за руку.
Меня бросает в жар, ладони потеют, и мне стыдно, что он это заметит. Отнимаю руку и прячу за спину, по пути незаметно вытерев о шорты.
— Давай ужинать, — говорю сипло, пряча глаза.
Ник молча кивает и открывает бутылку, пока я накладываю в тарелки картофельную запеканку. Разливает вино, немного, как я и просила. И себе, и мне одинаково.
Ужинаем в тишине. Никита только спросил, нравится ли мне вино. А я спросила, как ему запеканка, всего ли достаточно. Кивнул и склонился над тарелкой.
Он ест, а я украдкой поглядываю на него из-под опущенных век. Сейчас он совсем не такой, к какому я привыкла.
От него не исходит агрессия, он выглядит расслабленным и спокойным. Может потому, что одет не в привычный гламурный шмот, а в домашнюю одежду, но он сейчас такой... такой...
Мой...
Я бы хотела сказать, как раньше, но знаю, что это невозможно. Никита сам это озвучил.
В подтверждение он поднимается из-за стола и направляется к кофемашине.
— Спасибо, было очень вкусно, — звучит слишком дежурно, но я стараюсь не придавать значение. Мне точно вкусно. — Кофе будешь?
— Можно. Только можно с молоком?
Никита делает мне капучино, себе крепкий черный. Подходит к окну и затягивается сигаретой.
— Зачем ты куришь? — подхожу и становлюсь рядом. — Ты же спортсмен, капитан команды.