— Есть, — киваю и захожу в приложение.
У меня теперь много денег. Не говорю подруге, чтобы не шокировать, но я теперь наследница всего состояния Топольского.
Только мне это не нужно. Мне нужен он сам, мой Никита.
И я не опоздаю. Не имею права. Без него моя жизнь теряет всякий смысл, хоть я так и не нашла удобного момента, чтобы ему об этом сказать.
***
Такси привозит меня в один из промышленных районов, который я ни за что бы не заподозрила в популярности. Но целый автопарк, хаотично припаркованный возле невысокой постройки, говорит о том, что Райли с адресом не обманул.
— Вы уверены, что вам сюда, мисс? — обеспокоенно спрашивает водитель. — Может, мне стоит вас дождаться? Место тут не вполне безопасное.
Оглядываюсь по сторонам. Да, безопасностью и не пахнет, но здесь Никита. На чем-то же он приехал, а уезжать мы будем вместе. Поэтому с благодарностью отпускаю водителя, а сама стучу в железную дверь.
Дверь со скрипом открывается, и я успеваю заметить ее толщину. Как в бункере.
Проем перегораживает двухметровая фигура в черной форме без опознавательных знаков. За его спиной возвышается второй, такой же высокий парень. На ремнях у них дубинки и газовые баллончики. Почти на сто процентов уверена, что под одеждой спрятано оружие.
— Пропуск или приглашение? — спрашивает первый.
— Я к Никите, — объясняю великанам, на всякий случай сразу двоим, — Никите Топольскому.
— Пропуск или приглашение, — равнодушно повторяет первый охранник, скользнув по мне ничего не выражающим взглядом.
— Мне очень нужно туда попасть, понимаете? Пожалуйста... — пробую упросить, но он холодно пожимает плечами и делает шаг назад, чтобы захлопнуть перед моим носом дверь.
— Стойте, — выставляю вперед обе руки, — подождите!
Громила смотрит на мои руки, его взгляд спотыкается о браслет. Он оборачивается на коллегу, потом снова на меня, показывает на браслет пальцем и мрачно интересуется:
— Откуда?
— Мне Никита дал, — отвечаю быстро, пока он не закрыл дверь, — говорю же, я его жена. Я Мария Топольская, вот, смотрите, документ...
Роюсь в телефоне, нахожу фото сертификата, выданного в Лас-Вегасе. Второй охранник наклоняется к первому и что-то бормочет неразборчивое. Первый молча отходит в сторону и кивает в сторону коридора.
— Спасибо, — бормочу под нос и, пока громилы не передумали, сломя голову бросаюсь по коридору.
Вдали слышится гул голосов, крики и аплодисменты. Бегу на голоса, сворачиваю вправо и попадаю в огромный зал, посреди которого на возвышении расположен восьмиугольный ринг. Я слышала о таких, это октагоны, в них чаще всего проходят бои без правил.
Октагон окружен кольцом из таких же высоких плечистых парней, как те, что встретили меня на входе. Вокруг помоста толпятся зрители, дальше ярусами идут сидячие места, как трибуны на стадионе.
Зал переполнен. Воздух, в равной пропорции смешанный с сигаретным дымом, парами алкоголя, потом и адреналином, ударяет в нос. От этого сразу начинает кружиться голова, и я сжимаю кулаки, чтобы не расклеиться окончательно, потому что на ринг выходит Никита.
Глава 39-2
Топольский по пояс обнажен, и я на несколько секунд залипаю от вида его рельефного торса. Я знаю каждую мышцу наощупь. Сколько раз я целовала его литые плечи и грудь, выгибаясь в оргазме.
И я хочу все это назад.
Ныряю в толпу, окружающую октагон. Локтями прокладываю себе дорогу к рингу. На меня оборачиваются, матерятся, но пропускают.
Трибуны взрываются ревом, когда на ринг выходит Коннор. Он мне всегда напоминал гориллу, и теперь эта схожесть еще более очевидна.
У Коннора приплюснутый лоб, чересчур широкие надбровные дуги и выпяченная вперед нижняя губа. Слишком короткая шея визуально вдавливает голову в огромные плечи. Он поднимает руки в демонстративном приветствии, и схожесть с гориллообразными кажется еще явственней.
На фоне идеально сложенного Никиты он кажется неповоротливой горой. Но эта неуклюжесть обманчива. После короткой команды рефери Коннор делает резкий выпад. Никита дергается от удара, но продолжает стоять.
Над толпой несется разочарованный гул. Я сжимаю кулаки так, что ногти врезаются в ладони. Мне хочется выть вместе с залом, потому что...
Потому что Никита не защищается.
Мне кажется, я схожу с ума. Коннор наносит удар за ударом. Никита лишь слегка уворачивается и уклоняется, но его руки остаются опущенными вдоль туловища.
— Защищайся, мать твою, — рычит Коннор, — защищайся, сука!
Толпа гудит, как разворошенный улей.
— Защищайся, — летит с трибун.
— Почему он не защищается? — спрашивает приятеля стоящий за мной парень. — Он крепкий, раз так держится. Уложил бы Коннора влегкую.
Что отвечает приятель, я не слышу, потому что следующий удар Коннора приходится прямо мне в голову.
«Они все ответят, Ромашка. Я достану всех, как и обещал»
Нет. Нет, нет.
— Нет! Нет, нет, — кричу, захлебываясь, пробиваясь сквозь толпу. — Никита, не надо!
— Туда нельзя, — слышу сверху грозное.
Поднимаю голову и взглядом упираюсь в здоровенного охранника, брата-близнеца тех, что стоят на входе.
— Он мой муж, — говорю, а слезы сами начинают катиться по щекам, — вы же видите, он не сопротивляется.
— Туда нельзя, — холодно повторяет охранник, берет меня за плечи и тащит сквозь толпу. Я сопротивляюсь, брыкаюсь, но он не отпускает, пока не выходит на относительно свободное пространство.
— Еще раз увижу, выкину из зала, — предупреждает и идет обратно.
— Да пошел ты, урод, — зло отряхиваю плечи.
Рефери объявляет короткий трехминутный перерыв. Мне отсюда не видно Никиту, надо обойти с другой стороны, чтобы не напороться на этого же охранника.
И тут меня словно толкают в спину.
Поднимаю голову. В проходе одной из трибун замечаю инвалидное кресло, в котором сидит Демьян и не сводит с меня взгляда. Мне даже отсюда видно, как сверкают его глаза.
— Сволочь, — шепчу, вытирая ладонями слезы, — какая же ты сволочь!
Достаю телефон. Демон в сети. Все мои сообщения прочитаны.
«Останови это, немедленно!» — пишу, затем нажимаю на дозвон.
Длинные гудки прожигают слуховые каналы, но ответа нет. Демьян держит в руке телефон, экран освещает ненавистное лицо.
— Прекрати это, Демон! — кричу изо всех сил, но мой голос тонет в общем гуле.
Демьян поднимает голову, сталкивается со мной взглядом. Медленно разворачивается и едет в сторону выхода.
Интенсивно работаю локтями, пробираясь сквозь человеческое море. Сил не хватает, мне кажется, я сейчас упаду, и меня затопчут.
Наконец получается выбраться, но инвалидная коляска уже скрывается в дверном проеме. Бегу следом, встречные парни ведут себя по-разному. Одни косятся, вторые отпускают пошлые шутки, третьи тянут руки, пытаясь меня задержать.
— Куда спешит такая сладкая конфетка? — ржет кто-то над ухом, но я цепляюсь взглядом за отъезжающую коляску.
Выбегаю в коридор, коляска виднеется в самом конце.
— Стой, Демон, — кричу осипшим от слез голосом, — пожалуйста...
Но он снова сворачивает, и когда я добегаю до поворота, обнаруживаю открытую дверь.
Раздевалка. Она похожа на ту, что у нас в универе. С несколькими рядами шкафчиков, закрывающихся на электронные замки.
Ярко горит свет, а посреди раздевалки в кресле сидит Демьян и смотрит на меня пронизывающим взглядом.
— Я же просила тебя, — часто дышу, во рту появляется металлический привкус. — Я же просила тебя оставить его в покое.
Демьян молчит и продолжает смотреть.
— Что тебе от меня нужно, Демон? — в висках стучат настоящие отбойные молотки. — Зачем ты меня сталкеришь?
Он отталкивается от стоящей рядом скамейки, подъезжает ко мне и берет из рук телефон. Включает, берет мою руку и прикладывает большой палец к датчику на экране. Я так ошарашена, что даже не сопротивляюсь.