— Милка, это с кем Ник всю ночь зажигал? — хихикает ее подружка Алиса. Стерва еще та. — Вроде как не с тобой.
— Главное, что не с тобой точно, — отвечаю за Милену. Она хоть и такая же стерва, но рофлить ее я не позволю. Тем более этой овце Алисе.
Маша выхватывает у меня из рук карту и выбегает из класса. Сжимаю под столом кулаки. Себе бы с удовольствием теперь с ноги бы зарядил. А Каменский как мудак последний, промолчал и на место сел.
Разве что у Голика мелькает во взгляде что-то похожее на презрение, но я в виду его имею.
Входит Дарья, сразу видит, что Мышки нет на месте.
— А где Заречная? — спрашивает.
— Сейчас придет, — отвечаю, и наши взгляды скрещиваются.
— Хорошо, — кивает и начинает урок.
Через пять минут вбегает запыхавшаяся Маша. Раскрасневшаяся, губки прикушены, и я тоже краснею, потому что чувствую себя полным дном.
Мышка ставит перед нами с Анваром картонный держатель с двумя бумажными стаканами.
— Подавись, — шепчет она и все еще тяжело дышит.
А я представляю ее такую раскрасневшуюся, судорожно дышащую у себя в комнате… Кровь бьет сначала в голову, а потом несется вниз, разжигая внутри целый костер.
— Заречная, Топольский, Мамаев, — звенит возмущенный голос Дарьи, — что происходит?
Маша стоит возле стола и молча смотрит в пол.
— Заречная, я тебя спрашиваю.
— Я захотел кофе, — отвечаю по-английски. Продолжаю сидеть. — Заречная оказала любезность, принесла кофе мне и заодно моему другу.
Анвар рядом весь красный. Он нормально воспитан и в жизни не позволит хамить женщине, тем более учительнице. Но у него не отобрали девушку, которая нравится.
— Извините, Дарья Сергеевна, — бормочет он.
— Тогда выйдите из класса и выпейте свой кофе в коридоре, — она тоже говорит по-английски, но спокойно, не истерит. Как будто все в норме. — Если встретите директора или куратора, не забудьте их угостить.
— Окей, — выбираюсь из-за стола. Мамаев идет за мной.
— Ты зачем ее хейтишь? — спрашивает он, как только выходим в коридор.
— Извини, Анвар, больше тебя впутывать не буду, — делаю пару глотков, открываю окно и выливаю кофе.
Возвращаемся на урок, и Дарья больше не вспоминает обо мне. На большое перемене идем в кафетерий, и я не смотрю по сторонам, потому что голодный. Анвар присвистывает и толкает в бок.
— Смотри.
Каменский идет по проходу, на его голове фиолетовая бейсболка. Дебил.
— Мало им Грачева? — цежу сквозь зубы.
Я уже знаю, что предыдущего аута не взяли в Игру. Но Каменского возьмут, куда денутся, это еще то шоу будет. Даже возникает желание поставить против него.
Только ставки на людей — тоже кринжово, даже если это Каменский.
Маша не смотрит на меня, настроение еще хуже, чем было с утра. И я решаю поговорить с Дарьей.
Ищу график консультаций, как раз завтра перед уроками консультация по английскому языку. Ставлю на телефоне будильник и надеюсь, что не просплю.
*PayPass - система бесконтактных платежей международной платежной системы MasterCard.
Глава 11
Дарья
Даша смотрела на стоявшего перед ней мальчишку и не испытывала ничего кроме жалости. Так странно. А ведь она должна бы его ненавидеть, так же, как и его отца.
Странность была еще и в том, что у нее не получалось ненавидеть и самого Топольского.
Она сначала испугалась, ужасно испугалась, когда увидела Андрея на пороге своей квартиры. А потом поняла, что ничего к нему не чувствует. Ни ненависти, ни страха, ни отвращения. Как будто он пустое место.
Только до боли было жаль дочку, которая испуганно жалась к ней. А еще Никиту, не сводящего глаз с Маши.
Она узнала этот взгляд, столько лет работы с детьми — конечно узнала. Влюбленность ни с чем не спутаешь. Что же она натворила, когда согласилась на уговоры Ларки переехать в столицу?
Дарья, несмотря на шок, сумела оценить, как Топольский ведет себя с сыном, а потом и вовсе смогла спокойно его рассмотреть.
Он изменился, теперь это не тот двадцатилетний парень, в которого она влюбилась без памяти восемнадцать лет назад. Он возмужал, раздался в плечах, черты лица стали резче и мужественнее. Вот только глаза те же, как и у его сына.
Дарья поймала себя на том, что пытается найти в нем схожесть с Машкой. Хоть какую-то. Дочь похожа на нее, да, но где-то все равно должны быть гены одного из тех…
Она давно спрашивала себя, почему сейчас может так спокойно думать и говорить о событиях той ночи. Наверное, потому что плохо их помнит.
Гораздо страшнее было потом прийти в себя на грязной скамейке троллейбусной остановки. Отвечать на вопросы следователя, слушать о себе мерзкую ложь бывшей подруги и пережить предательство самых близких людей — родителей.