Выбрать главу

Представим себе на побережьях Индии и Индонезии десятки городов, почти столь же оживленных, как Сурат, тысячи купцов, предпринимателей, перевозчиков, комиссионеров, банкиров, хозяев мануфактур. Итак, капиталистов и капитализма не было? Не решишься ответить «нет». Все характерные элементы Европы того времени налицо: капиталы, товары, комиссионеры, негоцианты, банк, орудия крупной торговли, даже ремесленный пролетариат, даже мастерские с обликом мануфактур в крупных текстильных центрах вроде Ахмадабада, даже надомная работа, организованная купцами и обеспечивавшаяся специальными комиссионерами (ее механизм хорошо описан в той или иной статье об английской торговле в Бенгалии). И даже, наконец, главное:

Купец-бания из Камбея и его жена. Акварель португальца, жившего в Гао и в Индии в XVI в. Рим, Библиотека Касанатенсе. Фото Ф. Куиличи.

торговля на дальние расстояния. Но, правда, такая высокоактивная торговая деятельность присутствовала лишь в некоторых пунктах и отсутствовала на огромных пространствах. Не была ли то картина Европы XIII—XIV вв.?

НЕКОТОРЫЕ ДОВОДЫ И ДОГАДКИ НОРМАНА ДЖЕКОБСА

Прежде чем перейти ко второму, ранее упомянутому объяснению — политическому и социальному,— мы сделаем пространное

==595

* Латур, Жорж де (1593—1652) — французский живописец, один из крупнейших мастеров светотени.— Прим. перев.

и полезное отступление, вызванное книгой Нормана Джекобса «Происхождение современного капитализма и Восточная Азия» ("The Origin of modern capitalism and Eastern Asia"),увидевшей свет в Гонконге в 1958 г.

Внешне цель Н. Джекобса проста. Он констатирует, что на Дальнем Востоке только Япония сегодняявляется капиталистической. Утверждать, что промышленный капитализм был там простым подражанием европейской индустриализации,— недостаточное объяснение. Ибо в таком случае почему прочие страны Дальнего Востока оказались и остаются неспособны воспроизвести модель сами? Вероятно, ответственность за такую способность или такую неспособность воспринять капитализм лежит на старинныхструктурах. Таким образом, ответ должен дать именно предкапитализм, именно прошлое должно объяснить итог процесса. С этой целью сопоставим старую Японию: 1) с Китаем, близким ей в культурном отношении, и тем не менее очень от нее отличавшимся; 2) с Европой, которая в культурном отношении была от Японии очень далека, но, быть может, имела с нею и некоторые черты сходства. И если именно облик общества, социальной организации, политического аппарата, а вовсе не культура говорит о несходстве Японии и Китая, то сходство Японии с Европой обретает знаменательный смысл. Нам представляется возможность сразу же получить достаточно новое освещение и капитализма вообще, и его социальных истоков.

На самом деле книга Н. Джекобса грешит тем, что предполагает заранее известными главные черты европейского предкапитализма. Затем она ограничивается тщательным, шаг за шагом, сравнением Китая и Японии, допуская, что случай Китая, не будучи случаем развития капитализма, с необходимыми поправками приложим и к Индии (что, конечно же, спорно). Точно так же не упоминается и ислам, что определенно представляет серьезную лакуну. Но самое большое неудобство сведения к двум противоположным категориям, которое нам предлагают,— это, вне сомнения, чрезмерное подчеркивание контрастов между Китаем и Японией. Мы приходим к диптиху: то, что черно с одной стороны, оказывается белым с другой, с резкими переходами от света к тьме, как на картине Жоржа де Латура *. Отсюда возникает риск произвольных упрощений. Тем не менее за этим сопоставлением интересно и поучительно проследить от начала до конца.

Н. Джекобс без колебания положил на чаши весов всепрошлое Китая и Японии. Это я одобряю, будучи к тому же весьма пристрастным судьей: разве не то же самое делал я, когда речь шла о Европе, зачастую восходя к самому повороту XI в., а то и ранее этого решающего поворотного момента? В труде Джекобса аналогичные правила прилагаются к обсуждению как какого-нибудь решения правителей Ханьской династии (III в. до н. э.) об индивидуальной земельной собственности в Китае или японских указов VII в., освобождавших от обложения земли, уступленные определенным социальным категориям — первооснову японского феодализма,— так и многозначительных подробностей эпохи Асикага (1368—1573 гг.), тех деталей, которые уже предвещали морскую ориентацию Японии и бурный расцвет ее пиратства на всех морях Дальнего Востока. А одновременно предвещали и

Общество, или «Множество множеств»

==596

Прекрасная лубочная картинка блудный сын Ёритомо (1147— 1199) в возрасте 13 лет убивает напавших на него грабителей ЦукегаНогин сай-масанобу Жизнеописания знаменитых людей1759 Национальная библиотеки (Рч1DD "'') фото Жиродона

успехи экономики, добивавшейся своей,или, вернее, своихвольностей, понимая под вольностями нечто сопоставимое с вольностями средневековой Европы, т. е. привилегий и препон на пути деятельности других. Следовательно, Норман Джекобс имплицитно и эксплицитно сводит предпосылки капитализма к многовековой эволюции длительной временной протяженности и предоставляет решение поставленной проблемы накоплению исторических доказательств. Со стороны социолога это означает проявить довольно редкое доверие к истории.

Следовательно, он будет касаться разных функциональныхвидов деятельности обществ, экономик, правительственной политики, религиозных организаций на протяжении многих столетий. Рассмотрено будет все· обмены, собственность, политическая власть, разделение труда, социальная стратификация и мобильность, родственные отношения, системы наследования, место религии в жизни общества; и проблема всякий раз будет заключаться в том, чтобы проверить, что же в своей неизменности более всего схоже с европейским прошлым и, значит, оказывалось в принципе носителем капиталистического будущего. Результатом стала оригинальная и пространная книга, которую мы резюмируем немного на свой лад, добавляя попутно наши читательские замечания и наши толкования.

В Китае на пути стояли государство, сплоченность его бюрократии, долговечность этого государства, добавлю я, которое, конечно, через долгие промежутки рушилось, но всегда возрождалось таким же, равным самому себе. централизующим, в не

==597

меньшей мере морализирующим, действующим в духе конфуцианской морали, морали, которая часто пересматривалась, но в целом оставалась верна основополагающим принципам, ставившим культуру, идеологию и традицию на службу государству и само государство, т. е. мандаринов всех рангов,— на службу общему благу. Общественные работы, обвалование рек, строительство дорог, каналов, обеспечение безопасности и управления в городах, борьба на границах против внешней угрозы — все это было в компетенции государства. Так же как и борьба с голодом, что означало одновременно защиту и обеспечение сельскохозяйственного производства, основы всей экономики. Это означало выдачу при случае денежных ссуд крестьянам, производителям шелка, предпринимателям; наполнение государственных зернохранилищ, чтобы создать запасы на случай беды; наконец, признание только за государством права облагать податями подданных, что было оборотной стороной такого вездесущего участия государства. Конечно, если бы император утратил высокоморальный облик, небо покинуло бы его; государь утратил бы всякий авторитет. Но в обычных условиях его власть была полной и неограниченной, теоретически он был наделен любыми правами. Индивидуальная земельная собственность восходит к Ханьской эпохе, это верно, но государство оставалось в принципе хозяином земли. Крестьян и даже крупных земельных собственников могли авторитарным решением переселить с одного края империи на другой, опять-таки во имя общего блага и потребностей сельскохозяйственной колонизации. Точно так же государство, будучи великим предпринимателем, оставляло за собой право на все крестьянские трудовые повинности. Верно, что земельная аристократия уселась крестьянам на шею и отчуждала их труд, но делала она это без какого бы то ни было законного права и только в той мере, в какой брала на себя функции государства, особенно взимание в его пользу налога в деревнях, не подчиненных непосредственному надзору какого-нибудь чиновника. Следовательно, дворянство само зависело от благоволения государства.