– Эй, подружка, курева нет? – Обрюзгшее лицо, окружённое спутавшимися седыми космами, свесилось с верхнего этажа нар.
– Нет.
– Ну, и хрен с тобой. – Лицо исчезло, и вместо него вниз свесился уголок серого засаленного одеяла.
Так… Компания, похоже, здесь подобралась нескучная. Правда, народу не слишком много – не больше четверти мест заняты полосатыми матрацами, на которых лежали завёрнутые в одеяла кульки человеческих тел. Кто-то посапывает, кто-то ворочается, а из дальнего угла доносится прерывистый старушечий храп.
Лейла двинулась вперёд по проходу, волоча за бечеву свой тюк, казённую одежду, которой обеспечила её Великая Родина на ближайшие три года. Суд был скор, но гуманен, а одна из троих присяжных даже намекнула, что пострадавший может и отозвать заявление, и тогда свобода придёт уже через год. Только зачем ему это надо… Маркел, скорее всего, просто счастлив, что так ловко её подставил. Он даже не надеялся на такую удачу, а телесные повреждения скоро заживут. Что ж – сама виновата. Нечего было срываться. Теперь, конечно, поздно локти кусать.
Родина слышит, Родина знает… Главное – в любой ситуации не предаваться отчаянью и не терять надежду на лучшее. Может быть, здесь не так уж и плохо. Может быть, всё это необходимо для приобретения бесценного опыта. Может быть всё что угодно…
– Эй, новенькая, сюда давай, тут тепло. – Возле железной печурки на грубо сколоченной табуретке сидит сгорбленная фигура, и пока видно лишь тёмный силуэт на фоне отсветов пламени, гуляющих по бревенчатой стене, покрытой лоскутами обваливающейся штукатурки. Человек… Женщина… Похоже – не старая… Зовёт к огню. Предлагает согреться. Лучшего никто здесь и не смог бы предложить. Платье, кажется, примёрзло к телу… – Ну, чего стала, как столб! Шевелись.
Лейла, скинув то, что осталось от туфель, приблизилась к источнику тепла, и на неё пахнуло жаром из топки.
– За что тебя сюда, такую? – спросила женщина, не отрывая взгляда от огня. На вид ей было лет тридцать, а может быть, и сорок. Может быть, она казалась старше, чем была, из-за шали, прикрывающей плечи, и сутулости.
– Не знаю. Одному по башке настучала.
– За дело хоть?
– За дело.
– Все так говорят. – Она едва заметно усмехнулась, слегка скосив глаза в сторону Лейлы. – Да ты давай одёжку-то смени, а то бабоньки скоро проснутся, примут тебя за ангелочка ощипанного.
– Я… – Лейла протянула ладони к огню. – Пусть. Пусть принимают.
– Много о себе думаешь! – соседка по бараку хмыкнула и подбросила в топку полено. – Поживёшь тут пару дней, может, поймёшь, куда попала. Здесь хорошо. Здесь жить можно. Я вот только спать не могу. Как глаза закрою, Пекло мерещится. Восход Чёрной луны… Никто не боится, потому что не видели. А я видела. Я знаю, и мне страшно. А меня тут все дурой считают. А здесь – курорт. Лучше жить, пока живётся. Руку дай. Садись вон на ту чурку и руку дай – поглядим, что ты за ангелок.
– Сейчас-сейчас… – Руку протягивать не хотелось, и Лейла, пытаясь тянуть время, занялась переодеванием. Она потянула платье за ворот, оно с треском разорвалось на спине и свалилось к её ступням, мгновенно превратившись в невзрачную тряпку.
– Всё снимай, – посоветовала соседка. – Эти фиговые листки только для блуда хороши, а здесь ни к чему они. – Она явно имела в виду кружевной бюстгальтер, трусики и ажурные колготки, которые сейчас снимать с себя было равносильно сдиранию кожи. – И в огонь всё бросай, в огонь…
– Ты кто? – на всякий случай спросила Лейла, не решившись возражать.
– Я – Маргарита, и хватит с тебя для начала. – Она, не вставая с табуретки, дотянулась кочергой до останков одежды и начала брезгливо, предмет за предметом, препровождать их в топку. – А теперь одевайся. Нечего здесь нагишаться – всё равно никто не оценит.
Широкие штаны из плотной материи, синяя ватная куртка, комплект армейского нижнего белья – кальсоны и рубашка, что-то вроде френча со стоячим воротничком, только без нагрудных карманов и с завязками вместо пуговиц, две пары носков – шерстяные и обыкновенные, синяя вязаная шапочка и, наконец, кирзовые полусапожки на кроличьем меху – вот и весь гардероб. Странно, но, облачаясь в этот непривычный костюм, Лейла почувствовала, как ей стало легче – хотя бы оттого, что теперь она хотя бы внешне стала такой, как все. Слившись с окружением, легче выжить. Только бы найти для себя что-нибудь такое, ради чего стоит выживать.