— Мои подданные любят ее, — тихо сказал король.
— Ну, да… Она умеет залезть в душу… Улыбнуться, когда нужно, притвориться страдающей, несчастной… Это колдовские штучки, Далибор… Знаешь, что я думаю?… — Урсула печально глядела на короля. — Она не просто ведьма. Она сумасшедшая… — Король вздрогнул и поднял глаза. — Вчера ночью я подошла к ее дверям и приоткрыла. Она стояла у окна, ее шатало из стороны в сторону… Потом она села за стол, взяла зеркало… — Далибор слушал Урсулу, и такое страдание вдруг отобразилось на его лице, что старая женщина на минуту замолчала, пронзенная жалостью, но потом заговорила снова: — Она смотрелась в зеркало и твердила с безумным видом: «Нет!»
— Что? — не понял король.
— Она говорила в зеркало: «Нет! Нет!» — Урсула перевела дух.
— Няня, она перенесла тяжелую болезнь… Это я ранил ее, не забывай…
— Она спасла Дору!
— По неведению.
— Не женись на ней, Далибор, заклинаю тебя всеми нашими богами… Она погубит и тебя, и все наше королевство… — Урсула заплакала.
— Я люблю ее, няня, — спокойно и твердо произнес король. Он встал и прошелся по комнате.
— Хорошо… — сказала Урсула, вытирая слезы. — Хорошо… Я не хотела говорить тебе… Знаешь, кто украл платье невесты? — Король обернулся и замер на месте. Урсула закивала головой. — Я сама это видела. Той ночью, перед вашим уходом, она вместе с этим гаденышем, которого ты подобрал в лесу и который ненавидит тебя, разрезала платье на сотни кусочков и спрятала у себя под периной. Ты не видел ее лица, Далибор… Возбужденное, раскрасневшееся… Она так торопилась, будто за ней гнались…
— Я не верю.
Нянька короля кивнула и, сгорбившись, побрела к двери.
— Я люблю эту женщину… больше жизни! — крикнул ей вслед король.
Не оборачиваясь, Урсула вышла и тихо прикрыла дверь.
В ночь перед днем выбора невесты Ана заснула на удивление быстро. Ей приснилось, что Далибор входит в комнату, садится за стол и молча начинает есть. Он не смотрит на нее. Сердце у Аны сжимается от внезапной тревоги. Ей больно, как никогда, но гордость не позволяет ей заплакать.
— Почему ты не смотришь на меня, Далибор? — хочет спросить она, но он опережает ее.
— Очень много дел, — по-прежнему не глядя на нее, в сторону, говорит король. Он знает, что Ана здесь, но она уже не входит в его жизнь. Она чужая.
Оглушенная этим несчастьем, Ана стоит у стола, безвольно опустив руки, а вокруг, не замечая ее, ходят люди, занимаются своими делами. У них своя жизнь, и никто не интересуется ее собственной. Она чувствует себя потерянной, маленькой, ничего не значащей, и начинает ненавидеть себя за свою ненужность.
От сильной душевной боли она проснулась. То, что это был просто сон, не успокоило ее. Она боялась своих снов…
Ана встала с постели и привычно бесшумно, чтобы никого не потревожить, поднялась на крышу башни, на выстуженный ветрами чердак, где не один десяток лет, покрываясь пылью, копился всякий хлам. Ее тянуло сюда, к грязному заледеневшему окошку, которое она отогревала свечой, и каждую ночь, пугаясь неизвестно чего, она смотрела в него и замирала от ужаса перед непонятным и неизбежным, что надвигалось из темноты, со стороны гор. Какое-то быстрое движение, жадное, как у напавшей на след собаки, чудилось ей на далеком неразличимом горизонте. То приближающиеся, то удаляющиеся гулкие голоса и шорохи, чье-то тяжелое прерывистое дыхание, запах крови, страшные видения — словно из далекой, когда-то прожитой ею жизни, — все это вызывало у нее странную дрожь, головокружение, почти обмороки…
Она не понимала, что с ней происходит, но знала, что все вернулось: ночные кошмары, боль, ужас, которые терзали ее прежде, в другой жизни, в другом замке… Нет, твердила она, ужасаясь догадке, которая сводила ее с ума, лишала мужества, наполняла горечью и невероятным страхом, я не хочу…
Когда ее тело начинали мучить судороги, она знала, что ей поможет только одно, и она начинала улыбаться, потом тихонько и все громче, веселее — смеяться, пока не приходило облегчение. Она торопилась увидеть себя со стороны — как в зеркале. Она неизменна. Ее не смогут изменить. Она прежняя — красивая, уверенная в себе, сильная. Она справится с этим. Завтра она скажет мужчине, который стал ей очень дорог, как она любит его. У них родятся дети, и они будут долго и счастливо жить в этом замке, пусть бедно, пусть, но обязательно счастливо. Она не боится непонятного, незнакомого имени, которое огненными буквами все чаще вспыхивает в ее сознании. И не хочет думать о том, что когда она поймет, что значит это короткое, звучное слово, это знание убьет ее, разрушит, уничтожит… И это будет страшнее, чем просто смерть, которой она не боится… Прочь! Пошла прочь! Убирайся…
12.
Едва некогда позолоченных кровель башни замка коснулись первые солнечные лучи, гости, пешие и конные, потянулись на смотр невест. Они собирались до вечера, и замок с трудом вмещал всех желающих посетить короля в столь приятный и значимый для него день. Празднества должны были начаться на закате солнца, когда прибывшие отдохнут с дороги.
…Тронный зал, украшенный новыми драпировками и блеском множества свечей, давно не видел такого количества красивых девушек. Семьи подводили своих красавиц к королю, сидящему рядом с Аной в большом дубовом кресле, и представляли. Король благосклонно кивал.
— Я рад видеть, — говорил он Ане, — что обнищание моей страны никак не сказывается на красоте моих подданных. Словно наши боги пытаются приободрить мой народ в его несчастье и вознаграждают, говоря тем самым, что нельзя расставаться с надеждой. Ты сегодня особенно молчалива, — заметил король, — и хороша…
— У меня столько соперниц, что я даже теряюсь, — через силу проговорила Ана. Она чувствовала себя неловко, как будто занимала чужое место. Из-за нее король предпочел сидеть в дубовом кресле, а не на троне, и Ана все чаще ловила неблагосклонные взгляды из толпы.
— Они тебе не соперницы, — спокойно проговорил король, кивком головы приветствуя очередную красавицу. Заглядевшись на короля, синеглазая и светловолосая девушка замешкалась, вызвав у короля улыбку.
Неожиданно толпа гостей зашумела, заволновалась. Прокатившись волной по залу, слуха короля достигла новость. Он потемнел лицом и повернулся к Ане.
— Это будет самая удачная и злая шутка в моей жизни, — глухим от ярости голосом сказал он.
— Что ты хочешь сделать? — встревожилась Ана.
Король посмотрел на Ану, и его взгляд смягчился.
— Я никогда не причиню тебе зла. Знай это… — с любовью в голосе сказал он и поднялся навстречу идущей к нему через зал без всякого сопровождения, охраняемой только обычаем, женщине в нарядном желтом платье, на поясе которого висел кинжал.
Это была Дора.
С худосочным и подвижным, как у обезьянки, телом, Дора казалась подростком, перенесшим в детстве множество невзгод. Ее лицо с мелкими чертами, заметно посеченное шрамами, было лишено какого-либо обаяния из-за злого и брезгливого выражения. В темных настороженных глазах таились подозрительность и необузданная жестокость, а в каждом движении скользила неуравновешенность человека, легко впадающего в гнев.
Приподнимая длинную юбку, так, чтобы были видны ее крошечные ступни, дочь Сохора вызывающе манерно шла по залу. Нервно подергивая обнаженными худыми плечами и постукивая каблуками, она бесцеремонно пересекла боязливо расступающуюся гудящую толпу, приблизилась к королю и дерзко вскинула свою коротко стриженую кудрявую голову.
— В твоем имени нужно заменить одну букву, Дора, дорогая… — сказал король, подходя к ней вплотную и вежливо улыбаясь, так что со стороны не было понятно, что в эту минуту он наносит гостье оскорбление и с трудом сдерживает ярость.
Дора дернула плечом и что-то прошептала, пытаясь погасить злой блеск в своих черных глазах.
— Мне показалось, или ты и в самом деле щелкнула зубами? — весело и негромко продолжал король. Он пытался понять причину ее появления, распознать безумие, подвигшее ее на этот поступок.
— Ты будешь моим, Далибор! — не тратя слов попусту и беззастенчиво глядя королю в глаза, пылко сказала Дора. Его близость безумно волновала ее.