— В контракте не был оговорен ни один случай экстренного прерывания бегов. Вы можете сделать это только после завершения цикла из четырех забегов. Это обычная практика?
— Нет, конечно. Обычно организаторы стараются свести риск к минимуму и вносят в контракт какой-либо пункт, страхующий их.
— В вашем случае риска не было?
— Никакого. Крысы не лошади, которыми управляет жокей. Это не породистые скакуны, родословные которых прослежены до пятидесятого колена. Лошади предсказуемы, а крысы эти… мерзкие? Кто, скажите, мог предвидеть, что уже четвертые бега сотрут корпорацию «Дронт. Дронт. Другие» в порошок? Только тот, кто знал, что крыса под номером двести тринадцать выиграет три забега подряд.
— Вы все-таки предприняли некоторые меры безопасности, которые выделяются из общей массы правил. Я говорю о том, что, в отличие от призов по ставкам, которые вручаются сразу, призовой фонд победитель может получить только через трое суток. Чья это была идея?
— Моя. Я включил этот пункт автоматически. Так делается всегда, вдруг найдется лазейка, — будем с вами откровенны — позволяющая не платить приз. Но в нашем случае это ничего не меняет. Бега проводятся в автономно функционирующей системе. Крысотрон изолирован от внешних проникновений, там только запрограммированная техника и пятьсот крыс. От начала и до конца бегов ни один из служащих не имеет права даже стоять рядом с крысотроном. Лицензионный комитет, от которого мы зависим, только и мечтает содрать с нас штраф за нарушение правил. Половина сотрудников, проводящих бега, — работники комитета, мы кормим еще и эту ораву. Не думаю, что, заметив нарушение, они бездействовали бы, им все равно, с кого получать деньги.
— Хлопотное это дело — крысиные бега, — заметил Скальд.
— Мне тоже так кажется…
— Вообще, должен сказать, это потрясающее зрелище — как бежит и преодолевает препятствия крыса. Не для слабонервных. Очень, знаете ли, бодрит эта толкотня среди крыс… У зрителя создается впечатление, что действует он сам. Я так понимаю, что на каждую особь вы прикрепляете телекамеру?
Иштван кивнул.
— Этот момент был главным в нашей рекламной кампании. Поставивший на определенный номер может пройти путь вместе со своим избранником, а в случае его победы у зрителя возникает потрясающая иллюзия своей собственной победы. Мы знали, что это сработает. Раскупаемость билетов была полной, и уже после первых бегов разошлись билеты на остальные три забега — мы проводим их с интервалом в две недели.
— Всегда на одном и том же месте, выбранном…
— …мною.
— В регламентированном правилами порядке…
— Да.
— После первых бегов… что вы искали в течение трех дней, когда пытались найти какой-нибудь подвох?
— Ничего конкретного. Хотя сумма приза была очень большой, мы решили, что это просто случайность.
— А после вторых бегов?
— Я был уже твердо уверен, что это компьютерная диверсия. Что кто-то создает телеобман, внедрившись в нашу компьютерную сеть: запускается голограмма, которая и действует — ведет себя сообразно обстановке, побеждает и приносит неплохие денежки. После вторых бегов мы поставили рассеиватели — правила нам этого не запрещали — и результат был нулевой. Крыса настоящая.
— Мысль о компьютерном обмане очень интересна, вы с ней расстались окончательно?
— Среди акционеров нашей компании немало представителей правительства всех уровней, мы сразу обратились к ним за поддержкой, они прислали специалистов, подведомственных Галактическому Совету. Представляете, один из них был с синим лицом…
— Да, в галактике много интересного, — согласился Скальд.
— Они не обнаружили никаких нарушений. К третьим бегам мы сменили весь технический персонал. Но нам это не помогло.
— Интересные у вас тут разворачиваются события. И дело должно бы получить широкую огласку. А я ничего не слышал об этом.
— Мы приложили к этому немало усилий. Ну, и потом, в нашем секторе журналистика почти полностью принадлежит нам.
— Какое все-таки вы дали официальное объяснение тому, что происходит?
— Специалисты просчитали, что в нашей ситуации более правильным будет делать вид, что не происходит ничего. Если нам суждено прогореть, и так прошумим на всю галактику. Кстати, вы обратили внимание на состав зрителей? Мы сами, согласно нашим идиотским правилам, дали им возможность выкупить билеты на три последующих забега после проведения первых бегов. Девяносто процентов из них — граждане Даррада. Как стервятники, кружат над добычей…
— Все-таки считаете, это происки Даррада?
— А чьи еще?
— Мысль о том, что крысой каким-то образом управляют на расстоянии, не приходила вам в голову?
— Электронщики воспротивились этой идее после проведенного обследования. И вообще, — усталым голосом произнес Иштван, — даже если вы знаете, какие препятствия предстоит преодолеть крысе, как вы ей скажете эту фразу: «Дорогая, сейчас пол у тебя под ногами начнет вращаться, и если ты не будешь делать резких движений, а распластаешься на полу и потерпишь восемь секунд, тебя плавно вынесет в такой узенький тоннельчик с горячей водичкой… Ты, пожалуйста, не пугайся и плыви вперед, ей-богу, будто ничего не происходит…»?
Детектив улыбнулся.
— Смешно. Но все-таки вы об этом подумали, когда составляли правила, не так ли? Жокей вообще не наблюдает за ходом бегов. Он сидит себе тихонько в изолированной кабине, запечатанной со всех сторон, и ждет, когда закончатся бега… Кто придумал это? Вы или…
— Лем. Это все были идеи Лема.
— Того человека, который составлял правила и который потом покончил с собой?
— К сожалению.
— К сожалению — составлял?
— К сожалению — покончил!
— Извините. Когда он составлял эти правила, он обсуждал их с вами?
— Ну, да… редко… Мы как-то сразу приходили с ним к соглашению. Мы обсуждали технические подробности проведения бегов. Что касается финансовой стороны проекта, я поручил ее отцу, тот передоверил тоже Лему, а когда нужно было представить договор в комитет, оказалось, что он даже не прочитал его. Я за полчаса пролистал бумаги, исправил кое-что и сразу повез на утверждение. Конечно, так дела не делаются, но слишком много тогда навалилось забот…
Скальд прошелся по кабинету, потрогал гладкую крышку стола, пытаясь определить, из какого материала она сделана, и присел на ее край.
— Как я понял, прочитай вы эти бумаги внимательней, это ничего не решило бы. Так? И нет смысла сейчас сожалеть об этом. — Иштван кивнул. — Значит, будем исходить из того, что они знали о предстоящей победе крысы номер двести тринадцать… Примем это за данность. Да, жаль, что этот ваш господин Лем покончил с собой. Расскажите о нем. Что это был за человек, его привычки, вкусы, семья, наследники, слабые места, скрытые пороки.
— У Лема не было ни скрытых пороков, ни слабых мест, ни семьи, — не задумываясь ответил Иштван. — Его семьей была наша корпорация, а другом — отец. Он всегда думал только о том, чтобы помочь нам.
Скальд хмыкнул.
— Чем вызвана такая преданность?
— У Лема был природный дар делать деньги. Когда отец познакомился с ним, у Лема было полно идей, но без связей, таких, какие есть у нас, невозможно было их реализовать. А что может быть хуже нереализованного таланта?
— И ваш отец использовал талант Лема?
— Это не то, о чем вы думаете. Лем был его другом, настоящим другом. Он знал все тайны отца и пользовался его полным доверием. Когда стали ясны масштабы нашего разорения, Лем не смог смириться с тем, что это дело его рук, — невесело сказал Иштван.
— Значит, возможность предательства со стороны Лема исключаем, если вы так настаиваете, — задумчиво произнес детектив. — Но каким-то образом они все-таки заставили его написать нужные им правила. Заставили или убедили…
— Слово «убедили» мне нравится больше.
В кармане у Иштвана запищал телефон.
— Это снова отец, я оставил связь только с ним. В пятый раз звонит…
— В шестой, — погруженный в свои мысли, рассеянно сказал Скальд. — Почему вы не поговорите с ним?