Единственный среди французских деятелей, де Голль, этот человек-башня шести футов ростом, пыхтя от возмущения, отправился в Лондон, где и провозгласил себя самолично главой французского правительства в изгнании. Уже сам по себе этот шаг в равной степени потряс французов, немцев, англичан и американцев. Без всякого мандата от избранных руководителей Франции, национального собрания, кабинета, даже от таких же, как он, армейских офицеров, невеликий чин закрывает собой образовавшуюся брешь и провозглашает себя даже не просто лидером, а спасителем славной нации, приближавшейся, судя по всему, к своим закатным часам.
Впоследствии де Голль писал в мемуарах: «Осмотрительность — качество многих. Действие — удел одного».
Номер «Нью-Йорк тайме» от 23 июня 1940 года открывался аршинным заголовком: «Франция подписывает с рейхом договор о перемирии», а внизу полосы мелким шрифтом набрано: «Генерал призывает французов к сопротивлению». И лишь в подзаголовке, еще более мелким шрифтом, — имя неизвестного вояки: де Голль. Лондонский корреспондент газеты сообщает читателям, что этот одинокий волк обратился с радиопосланием к французскому народу, «призывая всеми силами бороться с Германией».
Даже в ту пору, когда все жадно ловили любую добрую весть, это сообщение вполне могло показаться легким дуновением воздуха, незначительным анекдотом, теряющимся на фоне катастрофы вселенских масштабов. По правде говоря, в Лондоне уже и без того было полно правительств в изгнании, ибо Гитлер, по существу, покорил всю континентальную Европу.
Но де Голль — особая статья. Он не просто выступал от имени Франции — под руками у него были войска, уцелевшие благодаря умелой переправе через Ла-Манш, организованной Черчиллем буквально накануне падения Франции.
Во время одной из встреч во Франции Черчилль обещал премьеру Полю Рейно, что выручит французских солдат наравне со своими; Черчилль крепко сдавил ладонь француза и повел его вдоль стола, с ревом (по-французски): «Рука об руку, рука об руку, рука об руку», — показывая, как именно будет происходить эвакуация двух армий. Британским спасателям удалось вывезти с узкой полосы берега у Дюнкерка 139 911 французских и 338 226 английских солдат. Французы-то и составили деголлевскую армию. При решающей поддержке Черчилля новый командующий настоял на своем представительстве — от имени поверженной нации — во всех высших органах союзнических сил.
Де Голль действовал с поразительной отвагой. Во главе армии, экипированной англичанами и американцами, он высадился на островах Сен-Пьер и Микелон и объявил их от имени Свободной Франции независимой территорией. Правда, союзников этот решительный удар не порадовал — дело, увы, заключалось в том, что острова эти, расположенные недалеко от берегов Канады, немцам не принадлежали. Подобно потерявшему ориентировку футболисту, де Голль помчался приземлять мяч не в ту сторону.
Во Французской Северной Африке де Голль также немало насолил Рузвельту, Черчиллю и Эйзенхауэру, расстроив их план поставить во главе территорий, очищенных англоамериканскими войсками от немцев и итальянцев, свою марионетку — адмирала Жана-Франсуа Дарлана. Подтверждая мысль Генри Киссинджера о том, что «слабый обретает силу нахальством», де Голль взбадривал французов где только мог своими настойчивыми требованиями вернуть Франции ее место под солнцем. И вот, по его следам, Сопротивление набирало силу и в самой Франции, и в ее колониях. «На протяжении всей войны, — вспоминал де Голль, — у меня, в моральном смысле, были способы собирать французов под одни знамена».
Черчилль спокойно относился к поведению де Голля, чего не скажешь о Рузвельте. Возмущенный высокомерием француза, он всячески пытался подорвать его позиции в качестве руководителя Свободной Франции. Но Черчилль считал, чтогенерал на месте. «Альтернативы вам нет, — наставлял он де Голля в 1942 году. — Но не бодайтесь с американцами. Терпение! Они и так придут к вам, у них просто нет выбора».
После того как военные силы Свободной Франции, освобождая свою родину, стали в один ряд с британскими, американскими и канадскими подразделениями, авторитет де Голля вырос необыкновенно. Выделяясь своими внушительными размерами, он в августе 1944 года шел во главе своего войска по Елисейским Полям, через Триумфальную арку, а парижане после четырех лет жесткой нацистской оккупации не могли прийти в себя от восторга. Рузвельт мог злиться сколько угодно, но Черчилль оказался прав: после войны возглавить правительство освобожденной Франции, кроме де Голля, было некому.