Несмотря на 14 пунктов, в договоре ничего не говорилось о свободе мореходства, а колонии и территории были завернуты, как конфеты в фантик, и переданы победителям. Японцам не были гарантированы равные права, на что они рассчитывали; взамен они получили экономические и политические привилегии в северном Китае. В результате получилось, что Китай — одна из стран-победительниц — стала жертвой грубого насилия; неудивительно, что под договором нет его подписи.
Единственный плод идеализма, который Вильсону удалось сохранить в неприкосновенности, была Лига Наций — договор предусматривал ее создание. Лига виделась как ассамблея всех стран планеты, приверженных идее сохранения мира на земле. Прообраз Организации Объединенных Наций, Лига должна была иметь полномочия и возможности призывать своих членов к экономическим и иным санкциям против агрессоров. Вильсон видел в Лиге зачаточную форму мирового правительства, обеспечивающего действие международного права во всем мире.
Но организация была изначально обречена на малокровие ввиду того циничного отношения, которое встретил договор во всем мире. Попросту говоря, наблюдатели всех мастей — и прежде всего американцы — чувствовали, что державы-победительницы ими манипулируют, а то и мошенничают. Шаг за шагом нации, приверженные старым порядкам, возвращались к своим привычным играм, основанным на принципе баланса сил; таким образом, они положили конец войне, которая велась за торжество идеалов, договором, основанным на «идеалах» жадности и мести.
И действительно, Лига, рожденная ущербным договором, никому не принесла удовлетворения. Либералы и интернационалисты считали, что предусмотренные ее уставом механизмы обеспечения мира слишком неэффективны; консерваторы и изоляционисты заявляли, что Лига покушается на суверенитет наций.
Нью-йоркская «Трибюн», газета явно интернационалистского толка, считая договор безнадежно слабым, сетовала на то, что он не предусматривает «никаких механизмов сохранения мира. За каждой страной остается право самостоятельного действия. Вооружения ничем не ограничены, не существует международной полиции, подконтрольной Лиге… Перед нами нечто вроде Entente Cordiale (сердечного согласия), которое заключили некогда Великобритания и Франция, согласившись не действовать совместно, но консультироваться по поводу действий в случае возникновения угрозы».
А другим, напротив, казалось, что Лига заходит слишком далеко. Сенатор-демократ от штата Юта Уильям Кинг выражал обеспокоенность тем, что членство в этой организации может означать отказ от «наших суверенных прав», поскольку принимать или не принимать США участие в международных операциях решает теперь не конгресс, а Лига. Сенатору-республиканцу от штата Айдахо Уильяму Боре не нравилось то, что договор означает «ревизию доктрины Монро», ибо не США, но Лиге Наций предоставляется право и вменяется в обязанность защищать западное полушарие от военного вторжения. Ну а нью-йоркская «Сан» считала, что по договору, учреждающему Лигу, США отказываются от такого количества своих национальных прерогатив, что для подписания его требуется специальная конституционная поправка.
Сенатор Генри Кэбот Лодж, республиканец из Массачусетса, возглавлявший комитет по иностранным делам, под чью юрисдикцию подпадал договор, нападал на него с особенной яростью, находя, что он ставит европейские интересы выше американских. «Нам предлагают, — говорил Лодж, обращаясь к Вильсону, — отступиться от заповедей Джорджа Вашингтона (который в своем прощальном послании нации предостерегал против вмешательства Америки в европейские дела. — ДМ) и тащат в противоположную сторону, где маячит зловещая фигура Троцкого», вождя недавно разразившейся в России коммунистической революции.
Под давлением этих многочисленных обвинений Вильсон вернулся в Париж с намерением внести в ту часть договора, которая касалась создания Лиги, поправку, предусматривавшую ясное признание доктрины Монро. Уступая требованиям конгрессменов, он также настоял на включении статей, одна из которых регулировала процедуру выхода из Лиги страны-члена, а другая изымала из ее ведения внутренние конфликты.
Но все равно в Америке разгоралась настоящая война против Лиги. Преисполненный решимости сражаться за свое детище до конца, Вильсон, хоть здоровье его теперь оставляло желать лучшего, отправился в утомительное — по мнению некоторых, самоубийственное —- турне по стране, стремясь обойти конгресс и завоевать прямую поддержку американцев.