- Я уже привыкла…
====== Глава 5. Перед бурей. Часть 2 ======
Она, конечно, сказала неправду. К этому невозможно было привыкнуть. Как нельзя командовать океаном, приказывать ветру, смириться с взрывом сверхновой… Тимо был непредсказуем словно переменчивая погода – в один и тот же день он мог предстать в совершенно разных обличиях: величественного и мудрого Императора, справедливо разрешающего споры сенаторов, любящего отца, не забывающего поприсутствовать на хотя бы одном из уроков младших детей… и сурового, жестокого, властного тирана, твёрдо диктующего свои условия на переговорах с другими звёздными державами. Ваако Фетт однажды провёл Суллу потайными тропами в тронный зал на один из подобных приёмов.
- Я не хочу, чтобы у вас сложилось ошибочное мнение о Владыке, – мягко прошелестел его голос в полной темноте. – Пока что вы знаете его только с тех сторон, что он изволил явить вам… Мой хозяин тщеславен, ему нравится быть в ваших глазах могучим и справедливым, безупречным, однако… следует помнить, что у каждого есть своя тёмная сторона. Я знаю, что поступаю наперекор его решению, и молю вас ничего не рассказывать ему об этом.
- Я понимаю, – кивнула Сулла. – Отведи меня туда, где я смогу увидеть настоящего Тимо Лайтонена.
Был уже глубокий вечер, откуда-то слышалась плавная музыка вальса, гремели аплодисменты и плыли великолепные ароматы жаркого со специями. Тронный зал, скупо освещённый и совершенно пустой, если не считать небольшой группы людей, стоящих перед тронным возвышением.
- Посол независимых баронств, занимающих территорию западнее владений Империи, – тут же пояснил Ваако.
Сулла запомнила навсегда облик другого Тимо. Безупречная осанка, белоснежные волосы, красиво лежавшие на плечах, алмазный венец, радужно переливающийся и сияющий даже в скудном освещении, бросающий потрясающе красивые, волшебные отблески на чёрный парадный мундир Императора, заставляя тем самым вспыхивать многочисленные ордена и регалии. Во всём его существе как в немыслимой красоты кристалле билась и сияла сила, могучими потоками изливаясь на жалких людишек, сбившихся в кучку у его ног, заставляя их почувствовать всю свою ничтожность, бесполезность. Он со странным брезгливо-жалостливым выражением рассматривал их. Синие глаза насмешливо прищурены, однако голос его оставался ровным и бесстрастным:
- …Как я уже говорил, будет нелепым и странным факт моего вмешательства в политику баронств.
- Наше правительство желает всего лишь защиты от расплодившихся пиратов, которые лезут из вашего космоса, нанося жестокий ущерб экономике и торговле.
- Позволю себе напомнить, что мои подданные также страдают от необходимости бороться с космическим мусором. И, поскольку в этом отношении мы находимся в равных условиях, я не вижу причин для обвинений баронов в попытке сорвать их торговые маршруты. Это по меньшей мере глупо.
- Глупо, вы сказали?! – лорд Андориан сжал кулаки так сильно, что еле слышно скрипнула кожа перчаток. – Вы столь цинично предполагаете, что наши условия действительно равны? В каком бы то ни было вопросе?!
- Прекратите истерику, лорд, – Тимо со скучающим видом откинулся на спинку трона и прикрыл глаза. Серебристые волосы, взметнулись тяжёлой волной. – Баронов что-то не устраивает в ИХ секторе пространства, но они смеют присылать ко мне делегацию со смешными обвинениями и требовать от меня немедленно прекратить неправомочные действия своих граждан… Наверное, следует призвать вас и ваше правительство к более внимательному прочтению моего меморандума о пиратстве. Согласно закону Империи Мэру о терроризме пираты не считаются подданными ни одной звёздной державы, а посему при отлове караются на месте независимо от расовой и религиозной принадлежности.
Андориан отчётливо скрипнул зубами. Он всей душой ненавидел этого мерзавца на троне. Они встречались по крайней мере три раза, и все их встречи протекали в подобном ключе. Андориан пытался добиться выполнения данной ему задачи, а Тимо Лайтонен всё это время изощрённо издевался и глумился над ним и над его начальством, высмеивая каждое действие баронов, выставляя их полными ничтожествами… и отказывался что-либо делать.
- Значит, вы по-прежнему считаете, что ситуация не требует вашего вмешательства? – ядовито поинтересовался посол.
- А вы по-прежнему заявляете, что я должен заниматься благотворительностью и тратить деньги честных налогоплательщиков на то, чтобы выдернуть жирных глупцов-баронов из той кучи дерьма, где они так удобно устроились? Теперь в мои обязанности входит защита независимых государств?
- Послушайте, лорд…
- Нет, это вам придётся послушать, милейший посол, – Тимо сжал ручки кресла и подался вперёд: – Я не вижу ничего странного в сложившейся ситуации. Ваши так называемые независимые баронства – очень лакомый кусочек для всякой нечисти вроде пиратов и вольных райдеров. Лидеры, слишком скупые на охрану своих караванов, рано или поздно просто обязаны столкнуться с этой проблемой. Вы просите о помощи, но при этом и обвиняете меня в том, что творится на границах Империи, прекрасно зная, что их патрулирует целый флот. Мы ловим и вешаем пиратов, однако их не становится от этого меньше, так скажите мне на милость, что я получу взамен той помощи, что смогу вам оказать?! Что вы можете мне предложить? Или мне по-прежнему вменяется в обязанности прикрывать баронов от любой неприятности?.. В чём же выражается так тщательно охраняемая вами независимость? И пока я не получу чёткого и внятного ответа, диалог между нашими державами не представляется мне возможным.
Лорд Андориан коротко поклонился и, развернувшись, направился к выходу, даже не сочтя нужным поблагодарить за аудиенцию. Да и за что благодарить этого наглого ублюдка? За то, что в течение часа он не предложил ровным счётом никаких выходов из ситуации, да ещё и повернул дело так, что баронства оказались в глупом положении? Что ему стоило оказать помощь? У него тысячи боевых кораблей, но он торгуется за каждый словно жадная торговка! Веко Андориана предательски дёрнулось. Ему предстояло весь оставшийся вечер объяснять своему руководству, почему Тимо Лайтонен так до сих пор и не прислал ни единого эсминца поддержки.
Вслед ему летел злорадный и ядовитый смех беловолосого ублюдка, и вдруг:
- Возвращайтесь со своей проблемой, посол, тогда, когда независимые баронства вдруг решат принести мне присягу. В таком случае, возможно, я изыщу способы помочь вашей проблеме.
Сулла пыталась читать книгу, но невольно вновь и вновь возвращалась к подсмотренной сцене. Странно, но она не могла осудить Тимо за проявленную им жестокость. Лорд Юкава нередко говорил, что настоящему правителю нужно быть твёрдым и, если требуется, безжалостным. Дядя и сам всегда следовал своему правилу, и его Дом считался одним из самых сплочённых и опасных кланов вампиров благодаря мудрому руководству, однако… Образы Тимо, нежно обнимающего её после того ужина, и совершенно незнакомого человека на троне, высмеивающего любые ошибки конкурентов, никак не могли совместиться в её разуме. Тщетно поломав голову над тем, как теперь ей вести себя с ним, Сулла легла спать. Возможно, её интуиция подскажет правильное решение, ведь с Императором Тимо нельзя было полагаться лишь на доводы рассудка.
Император сидел за конторкой и работал, хотя наступила глубокая ночь, а хронометр дисциплинированно отсчитывал начало третьего часа. Но Тимо не мог уснуть. С недавних пор он искал спасения только в бесконечной круговерти работы. Загружая себя делами, забивая голову разбором очередных споров министров и сенаторов, теряя сознание от постоянных нагрузок, он целенаправленно добивался полнейшего безразличия к одной юной бесконечно очаровательной девушке, преспокойно почивавшей в спальне напротив. Её близость сводила с ума, заставляла кровь быстрее бежать по венам, а сердце – выскакивать из груди. Оно билось чаще, стоило только Тимо увидеть ЕЁ, такую близкую и недосягаемую одновременно. Словно пойманная птица, бьющаяся о прутья клетки, причиняя боль, раздирая в клочья его уверенность и решимость.
Тимо тоскливо вздохнул и положил голову на сложенные на столе руки. Зачем, ну зачем она так совершенна? Он считал, что вполне способен рассматривать этот нелепый брак как фикцию, фальшивку, но… в какой-то момент сделка с вампирами из Эргона стала для него пыткой. Сладострастной, лишающей покоя и ясности мыслей.