Внутри все было исполнено в преимущественно темных тонах, и глаз быстро привык к новому интерьеру. Шоколадного цвета шторы, около стен — заваленные книгами стеллажи, пара горшков с высокими декоративными деревьями, а в центре массивный стол с двумя кожаными креслами, не считая директорского.
И пахло внутри какими-то морозно-цветочными травами. Уловив дымок, я вскинула голову кверху, где на золотой подвеске кованный дракон держал в зубах палочку благовония. Этот запах по своей природе расслаблял, но только не сейчас. Обстановка внутри была слишком нервной для простой дружеской беседы за чашкой чая.
О директоре Петерфи Миклоусе Крии я слышала достаточно много, но уж точно не ожидала увидеть статного, крепкого мужчину вместо дряхлого сгорбленного дедушки. Петерфи не выглядел как человек, проживший две сотни лет. Счастливчик, ставший хранителем академии — священного места. А хранители, как известно, живут намного дольше, чем все остальные.
Он сидел за столом, читая свеженький номер "Трехмирного вестника" и задумчиво хмуря брови. Будто игнорировал одно мое присутствие, но при этом успел вежливо поздороваться с мистером Пафосом. И, признаться, такая сосредоточенность на выведенных чернилами буквах раздражением кольнула самолюбие.
Выпрямившись, я сделала еще два уверенных шага, останавливаясь в маленьком квадратике света, льющегося от двух настенных канделябров. И это произвело должный эффект. Крия оторвался от чтения очередного заголовка, с улыбкой откладывая газету в сторону. Зеленые глаза лучились интересом, вылизывая мою фигуру вдоль и поперек. Как древний экспонат на выставке драгоценных артефактов, который, возможно, сможешь приобрести.
Одних такое внимание прельщало, других, вроде меня, заставляло злиться. Но куда важнее было то, как грудь на миг сдавило от ощущения чужой энергетики, а в голове поспешно всплыла одна верная мысль — Крия был вервольфом. И не просто обычным громоздким волком — альфой.
— Значит, — он поднялся с места, огибая стол. — Вы Лина Дубровски.
Голос как у большого хитрого кота, с мягкими, растянутыми нотками и хорошо заметной глубиной. Каждый шаг — легкий, почти неслышный, обдуманный.
— Значит, вы директор Крия, — в тон ему ответила я, скептически приподнимая бровь. — Жду дальнейших указаний, сэ-эр.
Прозвучало, как вынужденная издевка. Особенно невольно затянутое «сэр», которое, тем не менее, заставило мужчину улыбнуться:
— Ну, зачем же так категорично, мисс? Я всего лишь проведу инструктаж.
Он сделал ко мне маленький шаг, а затем плавно отклонился назад, упираясь бедрами в стол. От проницательной улыбки в уголках чуть раскосых глаз собрались маленькие морщинки, брови с театральной заученностью метнулись вверх. Не долго думая, Петерфи протянул ко мне руку:
— Церемонию распределения вы уже пропустили, так что её проведём здесь. Подайте мне свою ладонь.
Непринужденно, достаточно ласково, но в приказном тоне. Я покосилась на его пальцы и многочисленные перстни, понятия не имея, что делать. Мысли лихорадочно забегали в голове, сталкиваясь, путаясь. Темная магия встрепенулась, и демоны внутри недоверчиво скривились, сбивая с толку хриплым шепотом. Было странно. Чувствовалась некая опасность и риск, но здравый смысл бил по затылку, твердя о том, что все нормально. Что передо мной всего лишь директор магической академии, — не враг. С ним не нужно было сражаться и одерживать победу, которая всегда подразумевала смерть. Не нужно было бояться.
И все-таки сомнения маленькими червячками шевелились внизу живота.
Сделав еще шаг, я на выдохе протянула Петерфи руку.
Это было правильным решением, вот только реальность после крепкого рукопожатия внезапно залилась ярко-малиновыми кругами и стало труднее дышать. Почти невозможно из-за ударивших в голову чар.
Сердце отчаянно подпрыгнуло к глотке, сплошь перепуганное от одолевающих тело и разум ощущений. А рядом лишь — беспомощность, паника, непонимание. И толчок в живот, который заставил отлететь, казалось, на миллионы километров. Взор окончательно застлала тьма, но внезапно прогремевшая за спиной вспышка быстро вернула свет.
Я нахмурилась, глядя себе под ноги и ощущая, как их щекочет шелковистая трава. В нос тут же проникла струйка хвойного запаха, опьяняя своей крепостью и горьковатыми нотками.
Всюду — зеленая поляна с парочкой ветвистых дубов вместо темного кабинета с двумя странными личностями. И руки — свободные, за них больше никто не держал.
Зато внутренности сотрясала такая дрожь, что пришлось стиснуть зубы и кулаки, надеясь это хоть как-то унять. Мерзкое, тошнотворное предчувствие схватило за горло цепкими пальцами. Но самым ужасным, пожалуй, было не полуобморочное состояние, а его поразительная узнаваемость. Потому что чувствовала подобное всего несколько раз в жизни. И эти несколько раз фейерверком взрывались в голове, причиняя невыносимую боль мечущейся душе. Отчаянно хотелось взять себя в руки, прекратить эту вербальную пытку, но стоило лишь вновь услышать ее смех, как все с невероятной скоростью покатилось к чертям.
На ватных ногах я обернулась к деревьям.
— Мам, смотри, я нашла розовую пум-пышку! — весело проговорила маленькая белокурая девочка, показывая высокой стройной женщине спрятанного в ладошках зверька.
Маленького рогатого грызуна, то и дело чихающего блестящей пыльцой.
— Лина, — улыбнулась женщина. — Как здорово! Ты большая молодец! Не каждому под силу поймать пум-пышку!
Смотреть на их счастливые улыбки не было сил. Ужасно. Словно кто-то с наслаждением распарывал грудную клетку острыми когтями, выпуская оттуда всех сгнивших бабочек. Мучительно медленно, чтобы свести с ума и заставить страдать почти как тогда. И пусть где-то в глубине души я знала, что это было лишь ожившее воспоминание, видеть это все сейчас было слишком.
Хотя бы потому что через жалкое мгновение эти радостные лица исказит гримаса ужаса. Хотя бы потому что это был мой последний разговор с мамой.
Стараясь глубоко дышать, я закрыла глаза. Из вне послышались знакомые душераздирающие крики маленькой девочки и настойчивая просьба женщины скорее убегать. Голова разболелась от ужасного напряжения, но оно помогло избавиться от звуков. Кровь потекла по подбородку из прокушенной губы, и наступила тишина. Спасительная, успокаивающая, необходимая.
Я представляла, как выбрасываю из сознания намертво вцепившуюся руку, как запираю его на сотни массивных замков. И разум вдруг наконец прояснился, а реальность перевернулась, выпуская пленницу из клетки собственных воспоминаний.
Перед глазами вновь предстал темный директорский кабинет.
— Неплохо, она справилась быстрее, чем вы предполагали, — констатировал холодный голос Олларика.