Слава Богу, месяц моего кошмара закончился. С трудом пережив перелет – последние часы перед долгожданной встречей – я запрыгнул в такси и, обещая водителю вдвое больше, чем положено, за считанные секунды долетел до нашей квартиры. Али я нашел на полу в объятиях того самого «нефтяного» парня. В квартире пахло алкоголем и сладким дурманом. Из угла в угол сновали незнакомые мне люди, веселясь и попивая коктейли. Только в ту минуту я понял, что это не простая вечеринка. Ревность, затмившая мой разум, закрыла самый важный момент, самый главный: Алисия была не в себе. Она накачалась наркотиками до такого состояния, что не смогла даже узнать меня. Полуобнаженная, она откровенно прижималась к чужому мужчине, зазывая его в спальню. Комната начала вращаться у меня перед глазами, в ушах звенело, а в голову, как будто вбивали шиферные гвозди. Я стоял один посреди этого Содома и Гоморры с распухшим и онемевшим языком, с зажатыми до боли кулаками и слезами боли в глазах. Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я смог здраво думать, может минута, может две, а может целый час. Но все это время, она не обращала на меня никакого внимания. Как будто перевоплотилась, стала кем-то другим, совсем чужим и отдаленно напоминающим человека. Я не буду рассказывать тебе в подробностях, как выталкивал их всех за двери НАШЕГО дома, как смывал в туалете остатки «роскоши», как приводил в чувства Али. Эти моменты самые неприятные и болезненные, но именно тогда я понял, что так, как раньше, уже не будет. Нет, я не перестал ее любить, не хотел с ней расставаться, но во мне что-то надломилось. Какая-то часть меня покрылась твердой оболочкой, законсервировалась и перестала существовать.
Жизнь после того случая превратилась в ад. Мы не вылазили от врачей, пытаясь избавить ее от страшной потребности, но ничего не удавалось. «Главное захотеть» - повторяли светила науки, а у Али желания не было. Ночами, когда я засыпал, она сбегала из дома за новой дозой «неземных» ощущений. Я находил ее наутро грязную, в порванной одежде на чужих съемных квартирах. От нее разило другими мужчинами, она пребывала в неадекватном состоянии, и все равно я не мог, понимаешь, не мог ее бросить. Это продолжало быть той безудержной любовью, мое сердце также стучало с ее в унисон. Я продолжал надеяться, что смогу вытянуть ее со дна, что заставлю ее жить по-новому, сделаю самой счастливой, но все было тщетно. С каждым разом ей становилось все хуже и хуже, ее переполняла агрессия, сменяющаяся частыми истериками и криками «я покончу с собой, если не принесешь мне дозу». Лена, это был ужас. Я никогда не представлял, что смогу собственноручно убивать человека. Мои руки нервно тряслись, а в горле стоял ком, когда я принес ей наркотики. Это уже были не таблетки, какой там. Таблетки остались в «светлом» прошлом. Они перестали ее устраивать, и она захотела большего, вернее организм захотел. Это же аксиома, это ясно, как Божий день, что все начинается с малого, но она как обезумевшая не хотела меня слушать, обвиняя во всех смертных грехах. Я не смог при этом присутствовать, когда тонкая игла наполненного шприца проткнула ее уже бесцветную полупрозрачную кожу. Она потеряла все: красоту, ум, жизнерадостность. Но, самое ужасное - она потеряла веру во все! Абсолютно во все! Огонь в ее глазах с каждой минутой утихал и превращался в угли. Мое сердце обливалось кровью, я рыдал, как ребенок, душа выворачивалась наизнанку, но я продолжал приносить ей дозу за дозой, понимая, что иначе не смогу. Я убийца, Лена, понимаешь? Слабохарактерный убийца. Я, как палач вел ее на гильотину и не мог изменить приговор…
Она умерла. Быстро. Сбежав в очередной раз и ощущая сильную жажду, не смогла остановиться вовремя. Передозировка, констатировал врач. Когда ее нашли, тело было неестественно белым с синим оттенком. Я не видел…мне рассказали.
Я не был на похоронах. Не смог. Хотел запомнить ее и запечатлеть в памяти такой, какой увидел в первый раз: красивой и счастливой.
В тот день как будто черный занавес рухнул передо мной, а в землю вместе с гробом закопали мое сердце.
Отец вытащил меня. Помог вернуться к жизни и заставил работать в поте лица. Так я стал таким, как сейчас.
С тех пор наркотики – это табу для меня. Нет, не в смысле употребления, об этом и речи не идет, а в смысле даже темы для разговора.
Сегодня, когда я увидел у тебя в руке таблетки, у меня подкосились ноги, а воспоминания волной накрыли меня, вселяя панику страх и ужас. Прости, что так погорячился. Я ни в коем случае не хотел тебя обидеть. Просто испугался.
- Мне так жаль… - Лена, как зачарованная, слушала его историю и не верила собственным ушам. Никто до нее, кроме Михаила Анатольевича, отца Виктора, не слышал эту историю и не знал такие откровенные подробности его жизни.
Почему он решил открыться именно ей? Доверял? Чувствовал спокойствие? На эти вопросы ни Виктор, ни Лена не могли дать сто процентный ответ. Наверное, это так укоренилось в его душе, что требовало немедленного выхода наружу, а Лена просто оказалась рядом. Или все обстоит совсем не так?
- «Неужели он настолько испугался за меня, что готов вот так со мной разговаривать. Ведь мы чужие люди! Стоп! Чужие? Тогда почему у меня предательское подозрение, что такое повествование я уже где-то слышала? Почему мне кажется, что мы близки на самом деле больше, чем подозреваем? Почему так предательски покалывает сердце? Почему мне так хочется погладить его по плечу и приласкать, успокоить, как самого близкого и дорого друга? Господи! И почему я ни разу за эти два дня не вспомнила об Алексе? Да что вообще происходит? Бред какой-то. Его история ножами вонзилась мне в сердце. Хочется рыдать…»
Лена в панике бегала глазами по лицу Виктора, не находя ответов на вопросы и нервно покусывая губы. Истолковав по-своему ее реакцию и решив, что сильно напугал девочку, Виктор поднялся с дивана и направился прочь из бунгало, бросая напоследок нелепые, но единственные пришедшие на ум слова, смысл которых был понятен только ему.
- Не надо, Лена…Шорох его шагов. Щелчок. Хлопок закрывающейся двери. Пустота…
11. Квиты
Виктор долго не мог отойти от разговора с Леной. Хотя, это и разговором-то нельзя было назвать. Душераздирающая исповедь загнанного в глухой угол человека – такое объяснение скорее больше подходит тому, что происходило в бунгало какой-то час назад. Сейчас, сидя на берегу почерневшего моря, он пытался найти логическое объяснение своему поступку. Столько лет хранить тайну своей жизни, не раскрывать никому души, запереть все под замок с печатью и в итоге выплеснуть наружу человеку, который, как ему казалось, вообще для этого не подходил. А почему нет? Возраст? Ну, разве что… Парадоксальным был тот факт, что ему хотелось говорить, не останавливаясь, хотелось поделиться именно с ней. Он не знал, откуда в его голове родились такие идеи из области бреда. Разве не это называется сумасшествием? Или просто крик души заставил его пойти против своих принципов и сблизиться с этой девушкой. Тот страх, который он испытал, когда в руках Лены оказался пакетик с наркотиками не сравнится ни с чем. В ту секунду ему хотелось схватить ее и спрятать ото всех, от себя самого. Спрятать так, чтобы никто не нашел и не смог причинить ей вреда. Это чувства?
«Я сошел с ума, если о таком думаю. Какие чувства могут быть, кроме отцовских? Да, я испугался, да, я за нее беспокоюсь, ну, и что? Зачем надо было все вываливать про себя? Хотя, она хороший слушатель и не менее отличный собеседник. Ни одно ее письмо не осталось без внимания и только потому, что было очень содержательным и интересным. Письма… Черт! Я совсем забыл про это. Ведь рано или поздно обман раскроется, а это будет крах. Самый настоящий взрыв! Она не простит меня, а об Алексе, я вообще молчу. Однако, мне это на руку. Забудет Алекса – мне меньше проблем, а перестанет общаться со мной – значит, так тому и быть. Невелика потеря».
Почему-то на последней фразе кольнуло внутри. Какое-то странное чувство, такое скользкое и противное на ощупь закралось под кожу и прожигало насквозь. «Что за…?» Виктор прекрасно осознавал, что этого не может быть, но оно было. Чувство! У него проснулось к ней чувство, нет, не сильное и не любовь, наверное, но все-таки, что-то было. А иначе, почему он, как ненормальный все время думает о ней? Почему завел разговор о своей трагедии пятнадцатилетней давности? Почему хотел извиниться за грубость? Все так закрутилось… И теперь этот клубок будет тяжело распутать.