Так проходили месяцы, а Михаил Анатольевич все не приходил в себя. Уже почти пол года он находился в глубокой коме, да что там говорить, существовал, как растение. Его состояние не ухудшалось, но и не улучшалось, отчего потихоньку все члены семей стали опускать руки. Все, кроме Виктора. Каждый раз, возвращаясь с работы, парень приходил к отцу и подолгу сидел у изголовья его кровати, рассказывал, как идут дела на фирме, какие ставки на бирже и какой очередной выгодный контракт он подписал. До того рокового дня он был на все сто процентов уверен, что отец выкарабкается.
Роковой день… Тринадцатое июля стало черным днем в календаре семьи Валковских рано утром, в шесть часов, сердце любимого мужа и отца перестало биться. Никто не мог дать точного ответа, почему вдруг, все же вроде текло в привычном русле и вдруг такой исход. Однако Никита и Вера прекрасно понимали, что мужчина просто устал. Устал быть растением и обузой для своей семьи, устал лежать без движения, слышать голоса близких людей и не иметь возможности успокоить их, прикоснуться к жене, обнять младшего сына и потрепать по плечу Виктора. Этот период времени черной тучей висел над ним, доходя до сознания и отсчитывая последние удары сердца. Он знал, что не вернется. Хотел, но не мог. Господь решил, что пришло его время. Значит, он выполнил все свои функции на земле и как мужчина, и как отец, и как муж. Конечно, ему было больно и страшно оставлять сою семью, но тут же он точно знал, что Виктор сделает все, чтобы она, семья, была счастлива. Теперь его старший и любимый сын, его гордость и самая главная в жизни победа, становился полноправным хозяином не только всего состояния, но и судеб Елизаветы и Алексея. И Михаил полностью был уверен, ни на йоту не сомневался, что Виктору это под силу, что он справится с этой тяжелой ношей так, как должен справиться настоящий мужчина. Последний раз по очереди он нарисовал перед собой портреты Лизы, Алекса, Виктора, чтобы запомнить их и никогда не стирать из памяти, Михаил, оборвав тонкую и последнюю нить, которая связывала его с миром живых, отправился в долгий путь под названием Вечность.
Дом встретил семью Романовых масками белых лиц, облаченных в черные одежды. Повсюду звенела зловещая тишина, не прерываемая даже огромным скоплением народа.
Лена впервые была на похоронах, она даже толком ничего не понимала. Для взора маленькой девочки все это напоминало размытую картину черно-белого цвета. Почему-то вокруг все молчат и беззвучно плачут. Мама с папой какие-то расстроенные. Тетю Лиза поддерживают двое мужчин. Окна зашторены, завешаны зеркала. В какой-то момент ее увела Варя и Лена оставалась с ней до вечера. Зачем, она так и не поняла.
Вера с Никитой не хотели ее брать с собой, но, как назло, Петра Никаноровича опять подкосил инфаркт и он уже неделю отлеживался в больнице.
Когда смолкли последние голоса, и дом погрузился в атмосферу скорби, девочка осторожно вышла из кухни. Варя мыла посуду и, не замечая исчезновения подопечной, что-то шептала себе под нос, яростно оттирая тарелки.
Оглядев холл и не найдя там родителей, маленькими шажочками подошла к большой деревянной двери, откуда пробивался тусклый свет.
- Мама? – Тихо прошептала и приоткрыла дверь. Никто не отозвался, и она мужественно переступила порог.
Комната встретила ребенка угрюмостью. Воздух насквозь был наэлектризован болью. Как будто огромная черная туча медленно влетела в окно и повисла, закрывая потолок. Слабый свет исходил от настольной лампы низко опущенной, так что она даже не освещала пятую часть помещения. За столом, поддерживая голову руками, без движения сидел Виктор. Лена знала его в лицо, но никогда не общалась и не играла с ним. Вернее это он не обращал на нее никакого внимания. Знал, что она дочь врачей, но еще совсем маленькая, часто видел в своем доме, но не считал нужным уделять времени ей столько, сколько уделял его родной младший брат. Вот и сейчас он даже не пошевелился, просто сидел, как мраморная статуя, уставившись в столешницу. Сейчас он напоминал привидение из страшных детских сказок, и Лена нехотя поморщилась, однако, какая-то невиданная сила не дала ей возможности убежать с криком и спрятаться за мамину юбку либо у папы на руках. Она осторожно, на носочках, приблизилась к столу и подняла свои глазки на молодого мужчину. Он даже не дернулся. Не замечал, или просто делал вид, давая понять, что хочет остаться один. Постояв еще пару минут молча, девочка аккуратно, еле-еле, положила свою ручку на плечо Виктора. Это было как легкое дуновение ветерка, взмах крыльев бабочки, прикосновение перышка. Мужчина вздрогнул и, медленно оторвав голову от рук, повернулся в ее сторону.
- Ты плачешь? – Тихонько спросила, увидев мокрые дорожки на его щеках и красные от горя глаза.
Виктор всегда равнодушно относился к детям. То ли из-за того, что в нем не проснулся отцовский инстинкт, то ли из-за того, что вообще об этом не думал, неизвестно. Он вообще хотел остаться один, хотел, чтобы его не трогали и не беспокоили. Чертыхнувшись про себя, что не закрыл дверь на ключ, он уже собирался отправить ребенка, но в какой-то момент передумал. Бездонные детские глаза, доверчиво смотрящие на него из-под густых ресниц, оттаяли сердце и не дали возможности сорваться.
- Да. – Коротко ответил.
- Тебя кто-то обидел? – Задала поистине смешной вопрос. И по Лицу Виктора пробежала легкая улыбка, которая в то же мгновение исчезла.
Он не знал, что ему отвечать, не знал, как объяснить ребенку, откуда у взрослого мужчины слезы на глазах. Не мог же он вот так, в лоб выпалить о смерти отца. Она еще совсем маленькая, ничего не поймет, только расстроится.
- Нет. – Так же коротко, но уже более мягко.
- Тогда почему? – Не унималась, и все также держала руку на его плече.
- Потому что…потому что от меня ушел близкий человек. – Язык заплетался, слезы щипали глаза.
Ее глазки расширились на мгновение, и она нежно улыбнулась.
- Он вернется. – Шепотом произнесла она, а Виктор опешил. – Мои мама и папа часто уходят. Они улетают на самолете лечить людей, их долго нет, а потом они опять возвращаются. Я уже не плачу. Мама говорит, что я взрослая, а взрослые не плачут. И ты не плачь.
Виктор онемел. Ком подкатил к горлу, а слезы предательски душили. Он уронил голову на руки, из груди вырывались стоны, а тело сотрясала мелкая дрожь. Перед ним стоял маленький, но уже такой взрослый ребенок. Девочка, которая ничего еще толком не понимала, которая ничего еще толком не видела, сейчас успокаивала взрослого состоявшегося в жизни, сильного и уверенного в себе мужчину. Это был настолько сильный момент, что Виктор не мог дышать. Ничего не надо было больше говорить. Сейчас он хотел, чтобы эта малышка осталась здесь и просто стояла рядом. Как будто прочитав его мысли, Лена оторвала свою руку от плеча и провела по волосам. В первую секунду он замер, но уже в следующую комнату заполнили громкие мужские рыдания.
Плачущий мужчина… Это кажется каким-то нереальным, запредельным, чем-то неизведанно странным. Сильный пол, как привыкли их называть, не любил показывать свою слабость ни при каких обстоятельствах. Но, сегодня, сейчас, под легкими прикосновениями этого маленького ангела, Виктору захотелось побыть настоящим. Он больше не мог терпеть и скрывать внутри всю боль, чтобы не расстраивать маму, не пугать младшего брата. Слезы водопадным потоком лились из его глаз, а руки трусились. Это горе, которое несравнимо ни с чем огромной волной захлестнуло мужчину, затягивая в черную бездну. Он точно не знал, сколько времени просидел вот так, захлебываясь слезами, да и не хотел знать. А маленькая девочка, ангел, сошедший с небес, неумолимо стояла рядом, гладила его по голове и вытирала кулачком свои слезы, непонятно почему, капавшие с ресниц.
Первое знакомство. Настоящее. Не просто легкий взмах ресниц и короткое «Привет» маленькому ребенку, а полноценное, обдуманное, уверенное и желаемое «Здравствуй». Именно в этот день, окутанный черными тучами, наполненный болью, утонувший в слезах, по-настоящему познакомились два человека: молодой мужчина Виктор Валковский и маленькая девочка Лена Романова.
Глава 2. Круиз
Постепенно все возвращалось на круги своя, а дом оживал. В нем снова слышался смех, он снова собирал гостей. О большой потери семьи напоминал только большой портрет, ушедшего преждевременно главы семьи. Он властно занял место над камином в холле.