Через полчаса, уставшая и измотанная она погрузилась в неглубокий и очень беспокойный сон.
Глава 16. Параллели
Виктор мчал домой, не разбирая дороги. Бешеная скорость позволяла отвлечься от тяжелых мыслей и сосредоточиться на двух педалях. Казалось, что он стремиться убежать от себя, от своего прошлого и, преодолев многокилометровый барьер, очутиться в будущем. Крепкие мужские руки уже не поглаживали мягкую кожу руля, а сильно впивались в нее. Автоматическая коробка передач его самой любимой машины никогда еще не ощущала таких рывков. Педаль газа больше не могла сопротивляться силе давления ноги и обреченно сдалась, позволяя утопить себя до упора. Стрелки спидометра подергивались, заостряя внимание на том, что еще совсем немного, и лимит скорости будет превышен. Бережное отношение к дорогой иномарке было забыто в мгновение ока. Ветер свистел за стеклами, облизывая крылья Porsche* и нагло проникая в салон. Он, как будто бы специально, обдувал кресло, где пару минут назад сидела Лена, поднимая вверх еще не выветрившийся запах. Ее запах. Ноздри от этого горели огнем. Задерживая дыхание и устремляя свой взгляд четко вперед, Виктор считал минуты до особняка. Дорога не кончалась и в глазах назойливо мелькала разделительная полоса. Мир вокруг стал черно-белым. Хотя сейчас этот самый мир для него сложился в темное шоссе и белую, ярко очерченную линию. Руки машинально вывернули руль, направляя машину в центр трассы. Так было свободнее ехать. Так мир принадлежал только ему. Так он чувствовал уверенность, а безысходность отходила на второй план. Сжалившись над своими легкими, Виктор с силой втянул воздух. Аромат кожи только усиливал запах девушки, особенно заостряя на нем внимание. Горло обожгло огнем, а во рту возник вкус горечи. Ненаглядная иномарка, сама того не ведая, превратилась для мужчины в адское пекло, где он горел на костре, не умирая, но и не имея возможности выжить. И только, когда впереди замаячили огни загородного дома, он смог перевести дух и сбавить скорость. Каждый день он возвращался в свою обитель, но еще ни разу с таким нетерпением. Не доезжая несколько сотен метров, просигналил. Это было знаком к решительным действиям со стороны охраны. Это значило, что ворота должны быть открыты немедленно. Это значит, что хозяин не намерен долго ждать, и не стоит его злить. То, что у Виктора плохое настроение, никому объяснять не требовалось. В доме сгущались тучи, и ничего хорошего это не предвещало.
Швырнув ключи, не задающему лишних вопросов водителю, Валковский в два шага преодолел гостиную и заперся у себя в кабинете. Сейчас ему не хотелось объясняться с матерью, видеть разбитое лицо Алекса, успокаивать ничего не понимающую Валерию. В одиночестве сложнее всего забыться, но именно это ему необходимо. Сесть напротив окна, вылить в себя алкогольный настой и начать казнить себя.
Каждый шаг в его жизни был спланирован и несколько раз обдуман. Он шел по этой прямой, не сворачивая и не меняя маршрута. Как и когда все перевернулось с ног на голову – ответа не было. Постепенно перед глазами всплывали цветные картины недалекого прошлого. В одних преобладал красный цвет – братская кровь, омывающая пол, в других – черный – нестерпимое желание, бороться с которым было практически невозможно. Что-то щелкнуло в голове, заставляя следовать инстинктам, а не здравому смыслу. Слова потеряли всякую суть, уступая место тяжелым и точным ударам. Простить себя Виктор не мог, но и признавать свей вины не желал. Девушка, которая нуждалась в помощи, занимала в его голове большую часть мозга – это было его единственным, но таким хрупким оправданием…
Большой глоток терпкого коньяка обжег полость рта и, медленно растекаясь по горлу, усилил жар внутри. Постепенно погружаясь в себя, мужчина закрыл глаза.
«Адский день. Его как будто и не было. В памяти только черное пятно и сквозная дыра в голове. Стереть бы все ластиком, и перерисовать картину заново. Я запутался. Окончательно запутался, уперся в глухой угол и не могу найти выход из огромного лабиринта своих мыслей. Алекс мой брат, моя кровь. Он часть меня, моей жизни, моего прошлого и будущего. А я, не понимая, что творю, нанес удар по самому святому. Доверия к себе я не верну. Знаю точно. В его глазах было столько ненависти и горечи, что хотелось выть волком и ломать все на своем пути. Я спрятался за стеною собственного эгоизма, отгородился от всего, что существует вокруг, желая достичь цели всеми возможными и невозможными способами. Но сегодня… Сегодня это был не я. Кто-то, кто был глубоко спрятан в недрах моей души, вырвался наружу, разламывая мой мир пополам. Я бы взревел, но сил совсем не осталось, зарыдал, но слезы высыхают, только появляясь в пустых глазах. Я просто обезумел. Обезумел от ненависти к самому себе, от неизвестности будущего, от желания. Этого не может быть! Я не могу. Я просто не могу испытывать это чувство к той, которая для меня запретный плод. Я делаю все, чтобы оградить Алекса от нее, а сам с головой окунаюсь в омут своей похоти. Чем я лучше брата? Сегодня я чуть не убил его за то, что он посмел прикоснуться к ней. А что в итоге? Я желаю ее теперь сам. С той лишь разницей, что мне намного больше лет и я на порядок умнее собственного родственника. Что было бы, окажись мои догадки правдой? Смог бы я остановиться, если бы знал, что Алекс добился своего – овладел Леной. Нет. Я точно знаю, что даже мать не смогла бы оттащить меня. Почему? Почему я хочу ее так, как не хотел еще никого в жизни? Я ее не люблю – это точно. Любовь – это совсем другое чувство. Это не тогда, когда боль в паху заставляет терять сознание и идти на поводу у своих желаний. Что я упустил? Когда мне стало не по себе от ее присутствия?
Остров… Это выше моих сил. Ее молодое нежное тело, скрытое несколькими полосками ткани, заставило кровь ударить в мозг с силой атомного взрыва. Шестеренки завращались со скоростью, приводя в действие страшный механизм под названием жажда. Чью-то жажду спасает стакан ледяной воды, но только не мою. Нет. Моя жажда не излечима. Ее утолить может только то, что запретно, что карается законом совести и здравого смысла.
Я хочу ее. Сейчас, сидя в одиночестве в темной комнате с бутылкой коньяка, я могу в этом себе признаться. Ее тело… Оно самое обыкновенное, но в тот же момент, самое совершенное. Я могу получить любую женщину или девушку, от девственницы до опытной кошки, но ни одна не доставит мне такого удовольствия, как та, от которой закипает мозг и набухает естество. Обманывая себя и убеждая в обратимости происходящего, я забыл, что желание не руководствуется разумом. Оно живет самостоятельной жизнью и неподвластно законам. Ее близость на острове отпечаталась в моем мозгу, разъедая его и превращая в жижу. Тогда я мог взять ее, и ничего не помешало бы этому. При мысли о том, как ее крик от первого проникновения перерастет в стон, мои руки начинают трястись. Это правда, которую я никогда никому не скажу. Она умрет со мной, во мне. Я не переступлю эту грань. Не смогу. От такой истины на душе становится паршиво. Все, абсолютно все я отдал бы за ее прикосновение. Душу дьяволу? Да, пожалуйста! Гореть живьем на костре? Хоть сейчас! Надо было дать Алексу возможность избить меня до потери сознания, чтобы проснуться утром с глубокой амнезией. Я медленно, но очень уверено опускаюсь на дно. Умею плавать, и очень хорошо, но тяжелый камень, привязанный к шее, тянет вниз, не давая всплыть и глотнуть живительного воздуха. Она мой кислород. Я хочу вдыхать ее запах и пьянеть от этого аромата. Хочу почувствовать ее вкус на своих губах, такой сладостный и такой ядовитый. Он выест мое нутро, я знаю. Я стану зависимым от этого наркотика. Она – мой адреналин. Прыжок со скалы – ничто по сравнению с теми чувствами, которые взорвались во мне от одного ее прикосновения к моей щеке. Как я сдержал себя, как не пошел на поводу у своей похоти – загадка, немой вопрос. Чем закончатся для меня эти переживания, я не знаю. Стоит мне еще раз заглянуть в ее глаза и все. Это будет концом начала. Я становлюсь одержимым. Нет, я им уже стал. И почему-то сейчас мне все равно, что это неправильно, что она не такая, как все. Она не та, которая может бездумно сделать шаг в мою постель. Это серьезно для нее. Так просто, без любви, Лена не согласиться быть с человеком. Если ее остановила какая-то невеста брата, о существовании которой она и не догадывалась. А ведь Алекс для нее – весь мир. Она любит его, это я понял из писем. Но тогда мне было все равно, сейчас – больно. От одной мысли, что он имеет право обладать ею, меня разрывает адская боль. Это мое тело! Я его хочу больше всего на свете и не позволю брату надругаться над ним. О какой любви он говорит? Что он вообще об этом знает? А она наивная продолжает верить ему. Сколько боли было в ее глазах, когда она узнала, что я его избил. Никогда и никто не переживал так за меня. А Алексу, для которого каждая женщина была новой игрушкой, опять достаются все лавры, почести и забота. Но не теперь! Он женится на Кате! Я получу свой контракт, и моя душа успокоится. Хотя, до спокойствия мне очень далеко. Боже, если мне опять приснится постельная сцена с Леной, я за себя не ручаюсь. Мне надоело ощущать холодные колючие струи на своей разгоряченной коже. По двадцать минут, стоя под ледяным водопадом, мое тело покрывается тонкой отмершей оболочкой, отчего начинают стучать зубы и кровь покидает конечности. Я, как паралитик, рвусь в кровать под одеяло и до утра бьюсь в ознобе. Все отдать только за то, чтобы она оставила меня в покое, покинула голову, я готов. Мне не быть с ней – это разрывает на куски. Полюбить я не смогу. Я понял это давно. После Алисии, мое сердце спрятано за семью замками и еще никому не удалось его растопить. Не удастся и Лене. Хотя, она и не будет этого делать. Я ей не нужен. Я для нее стар. Как она там сказала? Ммм… Ханжа! Куда мне до красавца Алекса. Кто я для нее? Старший брат ее возлюбленного. Она ни за что и никогда не сможет ощущать то, что ощущаю я. Хочу верить, что тогда, в моих объятиях она дрожала от возбуждения, но не могу. Это был страх. Боязнь грозы – не более того. Сегодня… Да, я уже убедил себя и нашел вполне логичное объяснение – боль подвигла ее на необдуманные действия. Слава Богу, что мне хватило мужества сдержаться и не уступить соблазну. Потом я буду проклинать себя за это. Да, что там потом! Сейчас! Я уже проклинаю себя. Столько нецензурных слов, сколько я вылил на себя – нет и не будет ни в одном сленге. О существовании их не знает никто. Это все во мне появилось, во мне и умрет. Одно могу сказать точно, я меченый. Меченый страстью и похотью, развратными мыслями и жаждой. Всему виной не она, не ее тело, нет, а то, что сидит у меня в голове. Какая-то тварь заставила меня шагнуть в пропасть. И теперь я лечу вниз на сумасшедшей скорости, не зная, что ждет меня там в этом низу. Скорее всего, я разобьюсь о собственный эгоизм и чрезмерную уверенность в своих силах. Но, пока я еще жив, никто не заставит меня безоговорочно подчиняться инстинктам и совершать непоправимые поступки. Я мужественно приму конец, но хоть смогу сказать себе, что выстоял и девочку не погубил. Я не обижу ее, клянусь себе, клянусь всему миру, клянусь ей…»