- Ммм… - Застонала девушка и уронила голову на колени.
Сердце, железными прутьями охваченное, начинало кровоточить. Слово «предательство» пульсировало в голове вперемешку с инстинктами. Она ненавидела Виктора, но окажись он рядом и прижми ее к стене, вряд ли бы смогла оттолкнуть его. Догадка, пришедшая в голову, заставила Лену со всей силы ударить в пол кулаком.
- Он причинил мне боль! Я ненавижу его! А думаю черт знает о чем! – Обращалась к самой себе. – Причем тут вообще его руки, губы, запах…
Запах. Вот еще одна деталь, которая заставляла терять рассудок. Каждый из них пах по-своему, но если запах Алекса был приятный: мужской парфюм смешанный со порошком от только что выстиранной футболки, то запах Виктора ее парализовал. Нет, тут она только потом ощущала одеколон, сигары, коньяк – все постороннее, а в первую очередь ее дразнил запах его тела. Она еще никогда ни от одного мужчины его не слышала. Описать свои ощущения девушка не могла, это было что-то…что-то личное, совсем интимное, но то, что она теперь узнает из многомиллионной толпы. На расстоянии километра, как голодная самка почувствует его. Она не просто стала зависимой от него, она меченная. Меченная его запахом, его руками, его губами, его языком – всем, чем он так жадно касался ее. Мысли крутились в голове заведенным механизмом, и не было сил собрать себя в кучу.
Все, во что она верила, чему ее учили, в одно мгновение превратилось в прах. Родители Лены жили в любви и согласии, рассказывали девочке, что такое «хорошо», а что такое «плохо». И она была уверена в том, что все взрослые люди знают эти простые истины. А нет! Не тут-то было! Виктор, который всегда был для нее чем-то недосягаемым, человеком, который ценил и уважал всех и вся, одним щелчком пальцев стал предателем. Она знала, что он трудоголик, что все годы жизни он проводит в офисе, но что он способен вот так просто перешагнуть через человека ради своей выгоды – в мозгу не укладывалось.
- И что, все игра? Неужели он смог вот так профессионально сыграть роль желающего мужчины? Наверное, опыт слишком велик, иначе бы прокололся.
Она разговаривала с пустотой квартирой, пытаясь найти оправдание себе, Алексу, Виктору, но ничего не получалось. Ее тело как будто разрезали пополам. Одна часть любила Алекса и радовалась, что теперь он полностью принадлежит ей, а другая билась в агонии, разрывалась на части от боли, причиненной Виктором, и от вырывающегося наружу желания снова ощутить его рядом, близко-близко, дышать его запахом, целовать его губы, отдаваться без памяти. Одинокая слеза медленно поползла по щеке, оставляя горькую дорожку-след. Она и не знала, сколько вот так просидела на одном месте, терзая свою душу. Двигаться не хотелось и, свернувшись калачиком на полу в прихожей, вот так, в чем была, провалилась в беспокойный сон.
Как Виктор тогда доехал домой, он не помнил. Все движения были, как будто запрограммированы. Он на автомате поворачивал руль, на автомате и очень резко дергал кулису, на автомате перебирал педали. В машине всю дорогу стояла мертвая тишина. Валерия молчала, боясь заполучить весь гнев Виктора, а Елизавета хмуро вглядывалась сквозь лобовое стекло в даль. Разговор с матерью, состоявшийся сразу после отъезда Лены и Алекса, не давал Виктору покоя. Впервые в жизни женщина подняла на него руку. Звонкая пощечина, от которой до сих пор горела щека, привела Виктора в шок. Она заставила сына рассказать все…
- И как далеко вы зашли? – Глаза Лизы метали молнии.
- Не так, как ты думаешь, хотя все к этому шло. – Оправдывался, как школьник.
- Ты с ума сошел?
- Мама, успокойся, я сам не понимаю, что на меня нашло. Я как будто с цепи сорвался.
- Срывайся на шлюхах, а не на девочках, для которых это все ново! Ты что животное? Да какое ты вообще право имел ТАК себя вести? Ответь мне, только честно, ты ее любишь?
- Нет…Я не знаю. Я не уверен ни в чем.
- О как! А в кусты ее тащить ты был уверен, да? Отвечай!
- Мама, я тебя прошу, не обостряй!
- Алекс - подлец! Я не оправдываю его, хотя каждый выбирает свою стратегию. Но ты! Ты же взрослый человек. Что же вы двое творите? Зачем так с ней?! Ты знаешь, я всегда была на твоей стороне, я поддерживала тебя во всем, даже в твоем желании обладать контрактом, но сейчас ты перешел все границы! Что теперь, Виктор? Как ты теперь жить с этим будешь?
- Я разберусь, мама. И, пожалуйста, сейчас оставь меня. Я хочу побыть один.
Сказать о том, что проблему он решит, было просто, а вот что делать после этих слов – не знал. До сих пор опустошенные глаза Лены смотрели на него. Они осуждали, они страдали, они его просто убивали. Он знал, что рано или поздно все выплывет наружу, но не думал, что финал так близок. Он только окончательно все запутал. Выпросить прощение у нее было невозможным. Конечно, пытаться и прилагать максимум усилий Виктор будет, но то, что эта операция заранее обречена, мог поклясться.
Приехав домой и не застав там Алексея, Виктор закрылся у себя в кабинете, не желая никого видеть. В том, что Алекс сейчас у Лены – сомнений не было. Эта мысль ножом вонзалась в сердце, заставляя наворачиваться слезам. Если бы Виктор не знал своего брата, он, наверное, поверил бы в искренность его чувств. Но не в этом случае. Алекс – бабник и патологический юбочник. Лена – это очередная победа, о которой он в скором времени забудет, когда насытиться. И этого долго ждать не придется. Валковский не считал себя виноватым перед братом. Слишком уж разгульную жизнь вел последний, но вот Лена и Катя… Да, тут мужчина явно перегнул палку. Девушки оказались в центре событий абсолютно случайно. Их ввели в игру, как подопытных кроликов. В игру, которая изначально затевалась, как решение финансовых вопросов. Виктор не брал тогда во внимание тот факт, что чувства Лены и Кати могут пострадать, что необратимые поступки сломают жизнь ни в чем неповинных людей. И вот теперь его собственная мать оказалась права на все сто. Жить с этим будет тяжело. Это тяжелый груз, не обращать внимания на который, может только бесчувственный и расчетливый человек. И если второе четко соответствовало Виктору, то бесчувственным его называть нельзя. Скорее, он совершил необдуманный поступок, стратегия разработана была слишком быстро и некачественно. И это привело к тому, что теперь, сидя в одиночестве у себя в кабинете, он корил себя за все то горе, которое принес близким и родным. Называть себя мразью, подонком и законченной тварью было легко, а вот не иметь представления, как все это исправлять – терзало. Единственное, в чем он сейчас был уверен, так это в том, что Лену беспокоить пока не нужно. Вряд ли она захочет с ним разговаривать. Девушка ясно дала понять, что знать Виктора не желает. Была бы на ее месте другая, он бы махнул рукой, но с Леной этот номер не пройдет. Он общался с ней три года и был в курсе того, что она – личность. Мало того, давно уже понял, что она не позволит унижать себя, обманывать, а тем более вытирать о себя ноги. Виктор ни капли не удивился, не увидев слез на ее лице. Все свои чувства Лена умела скрывать, ей пришлось этому научиться, благодаря своим родителям с их постоянными отъездами. Если она и давала волю слезам, то только тогда, когда была одна и знала, что никто их не увидит. Единственным ее страхом, тем, над которым она была не властна, была гроза. Тут девушка давала волю и слезам, и дрожи, и испугу.