Тот улыбнулся с пониманием и отправил степняка в нокаут. Светолюб на Халену уставился, оглядел оценивающе и хохотнул:
— Потрепали тя, воительница.
— Да и ты, смотрю, сполна получил, — не сдержала ответной ухмылки девушка. Светолюб заржал, что жеребец стоялый, меч оттер о тряпицу. — Знатно попотчивали ворогов!
— Авось поперед не сунутся! — заметил Гневомир, подходя к девушке. — Личико испачкала, Солнцеяровна.
Халена лишь плечами пожала: ерунда. Сейчас соберутся все и в Вехи: умываться, есть, пить, спать.
— Устала, — призналась и, воткнув меч в землю, оперлась на крестовину рукояти.
Гневомир хмыкнул:
— Знамо умаялась. Знатно рубилась… Эх, сейчас бы каравая краюху да жбан молока и в поволушу, — протянул мечтательно, оттирая меч от крови.
— Да я бы и здесь поспала — не обиделась. Вот как Лютабор, — кивнула на рыжебородого мужа, что дремал, прислонившись спиной к сосне. Но тут в паре шагов от него засвистел Ковылек и грянул приказ:
— Коней сбирай!!
— Ну, чё орешь, оглашенный?! Давно, поди, в табун согнали! Язвить твою, молодь полоумную! — гаркнул разбуженный мужчина. Тяжело поднялся и потопал к товарищам. — Сбираемся али Светозаровичей пождем?
Светолюб степенно меч в ножны сунул, оглядел поляну в раздумьях:
— Купалы не видно.
— Посекли его, — хмуро бросил Миролюб, подводя в гурту двух коней. Одни поводья Халене сунул. Девушка побледнела:
— Как посекли?
— По голове крестовиной тюкнули. Очухивается. Лежит на опушке, почем свет степняков кроет, в небо глядючи.
— Уф! — успокоено выдохнула Халена: жив! А что контужен да не в меру зол — не страшно. Не впервой его ворчание окружающей среде слушать. — Много раненых? Убитые есть?
И даже дыхание затаила — отведи Солнцеворот вести плохие.
— Десятка два посекли. Двоих наших зарубили, у Светозаровичей потерь поболе, — молвил, отворачиваясь от Халены.
— Кто? — спросили разом она, Гневомир да Светолюб. Лютабор засопел:
— Полянича зарубили. Зрил я, а пробиться не смог.
— Трувояра?! — нахмурилась девушка. А глаза, что всполохи на небе: и черны, и зелены, и желты.
— Не-е, Черныш лег, — качнул головой Миролюб. — И Вел-рыжий.
Халена качнула головой, зубы сжала, чтоб не заплакать по-бабьи, надрывно и глупо. Воин она, дружник — прочь слезы! — приказала себе: Двоих потеряли, да? Но только двоих…
Нашла утешение!
Не сдержалась, выдохнула:
— Больно.
— Сеча завсегда — боль. Землица вона и та от рудицы стонет.
— А ты поплачь, Солнцеяровна, — предложил Гневомир, понимая ее состояние. Та его взглядом ожгла, мигом в себя придя:
— Небось, есть кому без меня выть. Что с поляничами? Здесь вроде все. К ним на помощь спешить надо.
Мужи переглянулись и давай в стороны косить:
— Как десничий скажет, так и будет, — бросил Лютабор.
— Отдохнуть тебе надо, — протянул Гневомир.
— Да вы что? — насторожилась Халена. — Никак и вовсе на подмогу им идти не собираетесь?
— Князь заслон выслал, того и довольно, — буркнул Лютабор.
Халена рот открыла, да слова потеряла. Стояла, смотрела на мужчин, добрых воинов, и понять не могла — почему же соседям в помощи отказывают?
— Каждый сам за себя, да? — выдохнула, вопрошая. Мужи начали разбредаться с глаз девушки. И та, вскочив на коня, наддала его пятками, стремясь к опушке, к Купале. Придется прервать его монолог с небом и потребовать четких объяснений.
Побратимы за ней устремились, учуяв неладное.
На опушке гомон стоял. В рассветных красках сбредающееся гуртом воинство выглядело потрепанным. Кто лежал, давая отдых уставшему организму, кто сидел, лениво переговариваясь с товарищем, кто оружие чистил, кто удалью хвастал, еще находясь в пылу схватки. Тут же сгоняли отловленных коней и гнали в сторону городища. Неизвестно откуда взявшиеся бабы, воду разносили, раненых перевязывали.
Халена оглядела воинство, выискивая Купалу, с коня спрыгнула, увидев его.
Стоял десничий у телеги, придерживая перевязанную голову, с каким-то парнем лаялся.
— Зря встреваешь, — предостерег Гневомир Халену. Да та разве послушает. Рванула к десничему, за плечо хвать да к себе развернула:
— Это что же такое?! — пошла в наступление. — Со своей бедой разобрались и ладно?! Стратеги нашлись! Ведь любой мальчишка поймет, что нельзя успокаиваться, пока экспансия идет. Вас же сомнут!…
— Тпру-у!! — осадил ее Купала, душевно рявкнув. Голова и так кругом, а от ору воительницы и вовсе треснула. — Чаво удумала?! Ща я рать из сечи в сечу без продыху кидать буду! Да мне княже и бабы апосля голову сымут! Ишь, накинулась, яки крятун! Воительница, ядрена кочерыжка! Тьфу, скаженная!
— Ты не ори на меня, дядька Купала, — сверкнула глазами Халена, ничуть отповеди не испугавшись. — Я дело говорю. Думаешь, управился? Ничего подобного. Поляничи слабы — все знают. Их степняки всех положат, и путь к вам будет чист. В следующую сечу не двоих, а две тьмы сородичей потеряешь. И плакать по ним будет некому, и род длить — всех баб и детей положат или в полон возьмут. Начали — доведите дело до конца. Я уж молчу об этической стороне дела. Подло это смотреть, как другой гибнет, и руки не протянуть…
— Ты кого поучаешь?! — опешил десничий. — Ты кто?! Девка скаженная!… Я тя в Полесье отправил, почто возвернулась?! Перечишь, ослух?!
— Осади, — послышалось тихое, но веское рядом. Купала смолк, поморщился. Халена обернулась: на нее пытливо смотрел Светозар, и не было в его взгляде ни доли насмешки, ни крупинки надменности. А вокруг воины сбирались, подтягивались и смотрели во все глаза, внимательно слушая перепалку. Трувояр невдалеке стоял, морду кобылы поглаживая, и смотрел на Халену. Их взгляды встретились, и девушка настолько остро почувствовала боль и страх парня за родных, что поняла: как бы мужи именитые ни решили, а она и минуты ждать не будет — одна к поляничам направится.
— Почто супостатоми нас кривишь, дщерь Солнцеярова? Нешто дозволим мы ворогу землю топтать да в городищах охальничать?
— Я вас ни трусами, ни подлецами не считаю, но знать хочу, когда к поляничам пойдем, и вообще, пойдем ли?
— Как гонец прискачет, так и решится.
— А если не будет гонца? Этот вариант исключать также нельзя — всякое бывает.
— В полдень выступим. И жерновам продых нужен, не то, что люду ратному.
Халена задумалась: конечно, спору нет — отдых нужен, усталый скорей поляжет. Но и ждать? Сутки почти прошли как миряне к соседям помогу выслали — а вестей нет. И что там, учитывая недавнее сражение здесь — понять не сложно. Степняки малым числом на Вехи шли, а рубились зло и хитро, словно вдвое их больше было. Страшно думать, что они сотворили бы, случись им победить. И встала перед глазами молодка, что сирот в Полесье вела, и оскаленные лица шагловитых воинов, что ворами по лесу пробирались, а потом бились до последнего, словно за свое, а не чужое.
— Как знаешь, Светозар, только я ждать не стану, сейчас поеду. Не спокойно на душе.
Пришло время и десничим задуматься.
— Что мерекаешь, Купала? — прищурился.
— А то, что баял я ужо князю — не к добру нам лес девку послал. Посекут дурища! Нешто ума нет, поперед мужей лезть?!
— Ты меня не хай, дядька Купала. Я не девка, а дружник княжий, и любой скажет — чести не посрамила.
Воины дружно загудели, поддерживая.
Купала вздохнул, сплюнул в сердцах. Да тут же за голову схватился — видать, серьезно контузили.
— Я поеду, со мной, кто в силах. С десяток наберется и то ладно, — предложила девушка, смягчившись.
— Шустра ты больно, Божья дщерь, — усмехнулся вдруг Светозар. Взгляд добрый, но с хитринкой:
— А и будь по-твоему. Набирай дружников под свое начало. Езжай. Да помни — головой за каждну жизнь ответ несть станешь и перед князем, и перед отцом своим.
Халена поклонилась, пряча довольную улыбку, и обернулась, чтоб сотоварищей спросить — кто может с ней поехать? И увидела улыбки, услыхала дружный хохот. Кто-то уже на коней вспрыгивал, перевязь прилаживал, у баб воды да караваи брал — в дороге потчиваться. Глаза девушки изумленно распахнулись: