— Вы мне не ответили…. - тихий, но дрожащий от ярости голос.
— А что прикажешь ответить? Сказать тебе «да»? Так я еще не решил.
И вновь молчание.
Подушечками тонких пальцев по стеклу… По отражению, такому же четкому, словно в зеркале, гладя сияние волос и четкий очерк щек.
— А что хочешь ты? — без вызова, без злобы. Не просто вопрос — просьба о помощи.
— Отпустите их. Вам ведь не трудно. Пусть вернутся домой. Они-то помнят, куда возвращаться….
Обернувшись, смотреть на просьбу в глазах. Смотреть и только качать головой.
— Думаешь, о чем просишь!?
— Думать можно по-разному, господин. Кто-то думает головой, кто-то телом, а кто-то душой. Отпустите…. С них довольно. И так досталось….
А в ответ, только смотреть широко распахнутыми глазами, кусая губу изнутри, чувствуя, как наполняется рот соленым привкусом крови. И не удержаться, нет, не удержаться!
Подойдя, притянуть к себе, прижать рыжую голову к плечу, обхватить руками плечи, словно желая укрыть от всех бед. Гладить рыжий шелк волос, как хотелось давно, не образ, не мечту держа в руках.
— Дурной ты, Рокше. Разве ж можно…. Отпущу я их, куда им идти, дурень ты рыжий…. Пешочком по звездам? Чудо ты мое, непутевое! Чем на дорогу до дома зарабатывать прикажешь? Телом? Так некоторым в жизнь столько, сколько нужно не собрать. Дурная у тебя голова, чертенок. Сердце, правда, доброе….
И в ответ, диссонансом, рваной, нотой, злое, горькое:
— Уберите руки, господин!
Только покачать головой ответ, еще крепче стиснуть плечи в объятьях, словно синюю птицу счастья держать в руках — зримое, яркое, свое продолжение.
— А если сделаю, по-твоему, как просишь…? Приедешь на Рэну? В гости ко мне?
— Так уж и сделаете?
Улыбка коснулась губ. Поймав ее, он исправил ее на усмешку.
— Сделаю, отчего нет? — сорвалось с губ раньше, чем успел обдумать. — Только и ты слово сдержи. Я ждать буду. Сколько потребуется, только приезжай!
— Сумасшедший вы, господин!
— Какой есть, Рокше….
Разжав объятья смотреть в серые, пронзительные глаза. "Приезжай! Дай увидеть тебя хоть издали, что б не сжималось сердце в смертной тоске. Хоть на миг, да увидеть… "
Вздохнув, отойти к окну. Ругать себя за порыв, за то, что не сумел сдержаться. За то, что не превратилось сердце в лед.
"Дурная голова у тебя, Аретт! Не голова — кочан капустный! И так по ниточке ходишь, а тут!"
Быстрый взгляд в зазеркалье стекла, на мальчишку, осевшего в кресло. Сидит, достав ножик, и чертит острым лезвием по агатовым завиткам столешницы что-то свое. Смятение на лице…
— Ну, так что, договоримся?
"Да, мальчик, да! Трудно бросаться с обрыва в ледяную воду. Ведь не знаешь зачем, к чему вяжу тебя обещанием. По рукам и ногам вяжу. И отступать — некуда и согласиться тоже… трудно. Ох, как трудно! Помню, как сам договор с Дьяволом подписал. Договаривались мы с Хозяином, что покуда я выполняю все его прихоти, сын мой остается жив. Тоже хотелось бежать… И волком выть и не верить, что то существо, которое показали мне — мой сын. Тоже хотелось кричать, осыпая проклятиями. Не знал я тогда что же такое — Империя. Но вот пришлось узнать…Хлебнуть полной мерою…".
— Зачем вам это все, господин?
Утешить бы!
— Что ж, нет, так нет…. Жаль, конечно. Но, наверное, ты прав. Прощаться надо навсегда и один раз. А что касаемо рабов, и без твоих просьб отправлю их по домам. Кто за щенка больше отвалит, чем родители? Это здесь они — дешевый товар! А там их до сих пор кто-то да ждет. Наизнанку из кожи вывернутся, отдадут последнее. На Раст-Танхам такой цены за каждого никогда не взять! Мороки больше, но и барыш хорош! Эх, ты, чудо наивное! Вот уж странно, что на Эрмэ подобные простодушные водятся!
Дрогнула рука у мальчишки, ударил ножом в полную силу по столешнице, блеснули глаза стальным отблеском.
— Не бесись, — проговорил Да-Деган спокойно. — Не нравлюсь я тебе, уйти хочешь, так собирайся.
— Уже?
— Уже.
Встретились взгляды, словно два клинка во время поединка. Вскочив на ноги, с стремительностью пули вылетел мальчишка в соседнюю комнату.
Да-Деган подошел к зеркалу, посмотрел на себя, усмехнулся криво отражению. Если б не знать, сколько лет на самом деле минуло — что ж, можно посчитать ровесником собственному внуку. Только глаза могут выдать возраст. Этот тяжелый, давящий, уставший взгляд, так контрастирующий с легкомысленными завитками волос и развевающимся сиянием ирнуальского шелка.
Скривить бы губы, сплюнуть в сторону, да уже стоит на пороге, наблюдая Рокше. Иридэ! Его Иридэ.
Собраны волосы в длинный хвост, сменены домашние туфли на невысокие сапожки, плотно охватившие щиколотки. И грация кошки в каждом движении — ленивая грация сильного юного зверя. Да и как иначе?
И только усмехнуться, осознав. И в жилах этого мальчишки течет кровь воинов Эрмэ. Кровь Ордо. И никуда от голоса крови не деться.
— Ну, что, пойдем, — проговорил Да-Деган, застегивая последнюю пуговку воротника, плотно охватившего шею.
Тихим шагом по лестнице, не будя чуткого эхо. Чуть поодаль держится охрана — декоративные, сплошь из мышц и сухожилий, с пронзительными взглядами, мальчики — бодигарды. Толку от них… Но статус обязывает.
А вечер тих. Теплый ветер колышет серебристые высокие облака. Невесомым дождем падает свет фонарей и далеких звезд. Нагреты за день, пропитаны потоком солнечного тепла старинные плиты мраморных улиц.
Располагает вечер к неспешным прогулкам, к долгому любованию небесами, к легкому флирту, к искренней и пламенной любви. Не располагает лишь к расставанию. Отчего не плачет небо дождем? Отчего не срывает вихрь с высоких крон листья? Отчего не забирается под складки одежды, выдувая остатки тепла?
Нет, ласкает, словно желает утешить. В каждом прикосновении нега и тайна. Целует ветер его лицо. Каждое прикосновение как вздох любимой женщины, восторженно смотрящей в его глаза. Каждый миг полон золотого тепла.
Улыбнуться, чуть грустя, но не держа на сердце обид, сказав себе: "Ты все решил сам".
Скосив взгляд, посмотреть на юношу, шагающего рядом. В серых глазах — мечта. И надежда. Как нахлынула волною горечь, так и ушла не оставив следа, словно чужие чаяния захватили душу.
И каждый шаг — навстречу новому, неизведанному, отказываясь от трудностей прошлого, не думая о дурном.
— Рад, Рокше?
Короткий кивок головы в ответ, и слабая, не жалящая ядом улыбка; немного тепла во взгляде, легкий вздох. Так мало! Так много!!! Не променять этого взгляда и улыбки на все сокровища мира. И оттаивает лед, панцирем защищавший сердце, кипятком греет лицо и щеки и горло.
— Ты на самом деле отправишь всех рабов в Лигу? Ты не шутил, господин?
— Я никогда не шучу такими вещами.
Молчание. Свет фонарей, падающий снежными хлопьями. Серые силуэты внушительных зданий. Словно железное кружево — пролеты мостов переброшенных через извилистую речушку. Аромат золота. Запах наживы.
— Я постараюсь приехать к тебе, господин….
— Уже не господин, Рокше. Ты мне не раб. Я тебе не хозяин. Почти.
— Но как же…
— Зови меня «Дагги». Я не обижусь.
И снова улыбка в уголках губ. Краткая остановка, прямой взгляд глаза в глаза. И что такого ищет серый взгляд за оболочкой юного фигляра? Что пытается углядеть, и поймать, выловив как золотую рыбку? Разве понять?
— Хэй, Раттера!
Там где и договаривались, вся троица — Гай, Хаттами, Язид. Дежурные приветствия, взгляды, бросаемые украдкой. Разговоры ни о чем — о погоде и политике, о курсах продаж, поверхностные, неглубокие. И стелется под ногами мраморными плитами тротуар. Ведет мощеная тропинка через ухоженный сад со статуями богов и героев, мимо глубокого грота и пруда с черной водой, на которой качаются звезды белых лилий.
Когда-то он пел в этом саду, и знать Раст-Танхам восторженно внимала его голосу. И статуи и камни были свидетелями. Давно.