Когда-то он пил в доме префекта вино и сыпал острыми искристыми словами, убеждая в том, чего просто не могло быть. "Мы с вами — одной крови". Соблазнял и манил, звал на службу Лиге и дивовался, глядя на страх тщательно укрытый за наглухо застегнутым воротничком. Знать бы тогда об Эрмэ, не пришлось бы удивляться страху в глазах.
Отогнав воспоминания, посмотрел на Рокше. Та ж порода у мальчишки, что у него самого. Так же ступает неслышной поступью, дерзко выставив вперед подбородок. Так же вдохновенно сияют глаза. И рыжее золото волос выдает ту же, лисью, породу.
А в доме префекта сияют люстры, выметая мрак. И вышколенные слуги корректны до омерзения, предупредительны до оскомины, вежливо провожая гостей в кабинет.
Сияют люстры, плывет реальность. Шелест бумаг, словно шорох листвы над водою. Очнуться б от наваждения, но оно не проходит. Свершается, словно б во сне. И ставит рука замысловатый вензель на официальных бумагах, раз за разом повторяя одно и тоже…
Отрезав — не приклеишь обратно.
А после него — очередь Язида Эль Эмрана и свидетелей.
И закончив церемониал, только и осталось — поклониться и уйти, раствориться солью в воде улочек Аято.
Странно было на душе — и тепло и пусто. Словно снизошло успокоение. Что сбылось — не переделать заново.
Вспомнилось, словно в яви было — маленькая хижина на краю села, почти отвесный склон, поток рычащий в глубине. Как металась, как плакала, запертая в теснине вода!
Ветры свободно входили в щели, разгоняя тепло очага. А как пели они в скалах? И каким, пронзительным было небо над крышей его дома?
Где тот мир? Где его родина — бог весть. Оторвал ветер корни от почвы, повлек в сияющую даль. Сколько миров подарил взамен? Но истоков своих все равно не забыть.
Как забыть вкус молока и хлеба? Первоцветы в лугах? Странные сказки отца? Не о завоевателях и царях — о людях, которым покорились небеса, живущих в вышине около разных звезд. Разве можно было поверить в реальность сказки? Оказалось же правдою. Как и то, что звезды — сонмы горячих чужих и далеких солнц. Близких звезд!
Разве когда-то в двенадцать лет, он, молодой зверек, певший, вторя ветру и солнцу, мог поверить, что сказка войдет в его жизнь? Разве веришь в такое?
Мир, его мир, как убог он был и буен! Вспоминая — откреститься, покачав головой. Стылый мир. Закрытый Сектор. Не ведет с подобными мирами дел Лига, лишь Стратеги вживаются в чуждую жизнь, прорастают корнями, меняя его облик до неузнаваемости, выводя из тьмы к свету.
Везде, всегда, как вода точит камень…. Быть на переднем краю, расплачиваться за добрые намерения кровью, жизнью, душою, добровольно отказываясь от покойного размеренного бытия, комфорта и удобства.
И только улыбнуться — дерзкому и негасимому, что, разгораясь, дарило тепло душе. Все — на круги своя! И давно выбрана сторона, на которой ему драться, с кем быть. Кого любить.
Плотно сжимая губы, дерзко выставить подбородок, шагая на встречу Судьбе.
Тихий шаг за спиной. Но опасности нет, не тревожит душу, не цепляет холодок. Остановиться, обернувшись, узнавая, кому вдруг понадобился.
Язид. Упрямое, широкоскулое лицо, глубокие большие глаза под широкими бровями. Добрый взгляд. Отвага и решительность оставили метку на смелом лице. Вольный торговец. Контрабандист. Дитя межзвездного простора.
Широкие плечи, крепкие руки, темные, присоленые сединою, волосы.
— Да-Деган!
— Да, Язид?
— Этот мальчик… он родственник вам?
Покачать головой, открестившись. Так было бы правильней. Так было бы надо. Но, смотря в глаза контрабандиста, не сказать обманного «нет».
— Это правда, мой друг, но не стоит об этом.
— Да, не стоит.
Звездным светом сияет молчание. Тянется тишина, утопленная в звуках чужого богатого города. Иногда молчание может сказать много больше, чем сказали б слова. И все теплее становится на душе. Слишком славно и сладко! Как когда-то в юности, когда без трепета и сомнений верил в добро. Когда, держа в руках аволу, звал за собой, заставляя верить в реальность миража.
"Мы с тобой одной крови!!! Ты… и я".
— Он похож на вас.
— Да.
"Он такой же глупый, самоуверенный, доверчивый, наивный, как пришелец из Лиги, что потерянно бродил с аволой по изгибам улиц Аято. Он такой же порывистый и безрассудный. И так же истово верит в добро. Я оставляю его тебе, Язид. Сохрани его. Ему со мной — нельзя. Это мне — танцы на острие иглы. Шаг по сияющему лезвию. Нет, ему со мной совсем нельзя".
Нет улыбки на губах контрабандиста, как и зарева алчности в глазах. Не рушится доверие, крепнет, и тихим, тихим шепотом, подобно звуку павшего листа.
— Я помню вас. Посиделки в тавернах. Девушек. Вино. Песни.
— Вы? Меня?
И вновь улыбка ответом. Все понимающая улыбка. И тянется рука контрабандиста к карману на груди, доставая укутанный шелком предмет. Развернув осторожно словно святыню, протягивает дар.
Играет свет, сполохами колеблются лепестки. Трепетный и нежный, дарующий радость, цветок. Весь словно б из пламени, из пляшущих языков огня. Воплощенное совершенство. Сияющая душа.
— Возьмите. До сих пор не было ничего дороже и у меня.
Покачать головой, словно б не веруя. Принять дар, поднести к лицу, наслаждаясь странным, одному ему чувствуемым ароматом. Дрожат кончики длинных, чутких пальцев, прикасаясь к чуду.
Теплеет на душе, отпускает тоска, словно кто-то прибавил сил.
— Откуда это у вас? — осторожный вопрос.
Нет не тревога, не ужас — опаска. Разве знает хоть кто-то в этом мире, под сонмами многоликих небес, хоть одна живая душа разве проторила дорогу в мир загадочный и чужой. В Легенду. В мир Аюми?
— Я нашел его в пространстве. Там где когда-то потерял корабль Аторис Ордо. Помните ту историю? Корабль ведь так и не смог спокойно дойти до порта.
— Каждый может ошибиться. Говорят, причиной взрыва были мелкие неполадки да ошибки пилотов. Это Судьба.
— На Раст-Танхам говорят, что это работа Эрмэ, — тихо заметил Язид. — каждый бывает, ошибается. Не стоило капитану тогда говорить, что он нашел…. Многие из наших кормились на руинах того корабля, подбирая крохи, которые упустили Стратеги. Жаль капитана. Но я знаю — он видел.
Улыбнуться. Кивнуть.
Нет, никто не поверит, в то, что видели чьи-то глаза чудо чудное, дивное диво! Поверить в чудеса — так это какую надо иметь душу? Любому чуду надо подтверждение. Сопротивляется строптивец — разум отрицая все непривычное. Не любит строить догадки на скользком льду. Нет. Рассудку нужна строгая почва фактов!
И горечью, внезапной желчью по губам….
— Вы говорите, Стратеги проявляли интерес к гибели того корабля?
— Они месяц крутились возле обломков «Кана-Оффайн».
— Вы серьезно?
— А еще, — и улыбка коснулась глаз, — наши люди следили… Стратеги трижды навещали сектор тройной Ками-Еиль-Ергу. Что-то искали. Но, видимо, не нашли.
— И вы искали.
— Все ищут. И мы и Эрмэ. Только так везет не каждому! Верю я, что Аторис видел те корабли. Видимо, на роду было написано найти и увидеть. А больше — никто…. Не судьба!
Поклонившись, ушел контрабандист, оставив подарок в ладонях.
Светит цветок, брызгает радостью, тянет ручонки — лепестки к лицу, словно пытаясь утешить. И поток тепла от него — как весной на пригреве. Не заледеневает душа. Наполняется душа светом, что разгоняет мрак и муть.
И словно ответом на все чаяния, на просьбы Судьбы рождается в душе, заставляя и самого поверить в искренность обещаний
"Что ж, госпожа… я не буду противиться. Я не буду стремится уйти, ускользнуть. Сделаю, о чем ты просишь. Не потому, что тобою обласкан. Просто так надо. Просто…. Если не я, то кто же? Я уничтожу Империю. Пеплом — по ветру! Что б устояла Лига. Навсегда…".
Баранова Наталья Валерьевна "Игры с Судьбой" № 2008 год