— Служит, — отозвался Ареттар. — Тут она не соврала.
Фориэ тяжело вздохнула.
— Аретт, — прошептала она. — Все равно ничего не изменишь. Поздно…
— О том, что поздно, будем думать позже, — отозвался Ареттар. — А теперь руки в ноги! Мы можем как-то прекратить это безумие? — спросил он у техника. — Только честно?
— Нужно остановить работу деструкторов, — отозвался мужчина. — Только и всего.
— Так какого шайтана мы медлим? — выдохнул Аретт. — Ноги в руки, галопом!!!
Фориэ, усмехнувшись, протянула руки в наручниках к технику.
— Мне не нравятся эти браслеты, — произнесла сладко. — Будьте любезны, снимите. Живенько!
Глядя, как техник достал ключ, Да-Деган усмехнулся. И вышел в коридор, давая глазам возможность привыкнуть к тусклому освещению…. Буквально через десяток секунд к нему присоединились техник и Фориэ Арима.
— У нас есть чуть больше получаса, — проговорил техник. — Гарантированно. Может, чуть больше. Это только после испытаний становится четко и досконально известно, сколько именно каждому из деструкторов необходимо времени на разогрев. Как вы понимаете, испытаний покуда не проводилось.
— Лишь бы не меньше, — буркнул Аретт. — Ну и сколько здесь этих ваших 'мин'?
— Два корабля. И один, более мощный деструктор здесь, внутри завода. Смонтировать его на корабль не успели. Но по своим характеристикам он больше всего подходил для наших целей.
— Хорошо. Веди!
Внезапно оказалось, что путь не так запутан и долог. Что, если не плутать, то в пару минут окажешься вне стен, этих давящих, сумрачных стен.
А на улице пахло — упоительно пахло жизнью! Мигали звездочки в высоте и так тихо, так покойно, так неправдоподобно — умиротворенно плыла над землею ночь, что казалось невозможным представить, что весь мир, вся эта невероятная тишина, балансирует на ниточке.
Прикусив губу, Да-Деган незаметно отер выступившие на глаза слезы. Указав на пару кораблей в разных сторонах поля, техник проговорил.
— В качестве пилотов летали? Значит, как остановить деструкторы разберетесь. Я займусь третьим. Везде одному мне не успеть. Удачи!
Миг и он снова скрылся за серой стеной. Фориэ и Аретт переглянулись.
— Мальчики налево, девочки направо, — усмехнулся Аретт. — вперед и с песней, солнце мое.
— Аретт, — внезапно тихо проговорила Фориэ. — Не спеши. Погоди минутку.
Внезапно она коснулась руками его плеч, прижалась к нему, словно не желая расставаться. Чувствуя ее горячее дыхание, Ареттар вновь закусил губу. На этот раз от странной всеобъемлющей дурноты, подкатившей к горлу. Дурноты, не подчиняющейся ни его желаниям, ни чувствам.
Так хотелось ответить. Прижать, нагнувшись, приникнуть губами к губам. Забыть обо всем, лишь об одном памятуя. О том, что она женщина. Так же как он — мужчина.
Упасть бы в траву, сливаясь в одно, но….
Отстранившись, он мягко коснулся ладонью ее волос. Выдохнув, словно ныряльщик, вынырнувши из-под воды, хлебнул воздуха.
— У нас нет времени, Фориэ….
— У нас его не было никогда, — отозвалась она грустно. — Я просто хотела, что б ты знал, что б я не говорила тогда и потом, — Я люблю. Я всегда любила тебя. Ты не такой, как все, Дагги….
— Твой муж много лучше меня, — ответил мужчина. Улыбка коснулась губ, словно осветив лицо. Юность, эта шалая юность, поразительная молодость в окружении пламени локонов парика, сияла необыкновенной красотой. Нечеловеческой. Почти божественной. Эта улыбка была и отказом и обещанием. — И ты, ты необыкновенная. Но нам пора…..
— Говорят, ты женишься на этой эрмийской девочке, сестре Императора. Ты ее любишь?
Молчание, и в тишине шорох трав, встревоженных порывом ветра, остудившем разгоряченную кровь. И так трудно, невыносимо трудно стало солгать.
— Я люблю, — прошептали четко очерченные губы. — Больше жизни ее люблю. Но ты ей не завидуй, Фориэ. Нечему завидовать….
Он отвернулся и пошел, ступая по мягкой, стелящейся траве, без дороги, напрямик к темному силуэту корабля, ожидая, что женщина рванет за ним. Обернувшись, посмотрел на хрупкую фигурку, удалявшуюся от него.
Гордо поднятая головка, расправленные плечи. Уязвленная любовь, не гордость. И не было зла….
Отвернувшись, он постарался забыть прощальный взгляд зеленых, сияющих любовью глаз.
'Слепец! — подумалось вдруг, скрутив разум раскаленным жгутом. — Разве можно было не видеть того, что всегда, всегда она, если и ненавидела, то лишь потому, что, тайком от себя, любила?
Но отогнав видение, он заставил вспомнить себя иные очи, сиявшие ему, как путеводная звезда. Сияющую синеву, и тихий отголосок, шептавший: 'Живи. Ибо я не смогу прожить без тебя!
22.
Только смеяться, вспоминая, как шел, удивляясь отсутствию охраны. Тишина. Какой полной была, как много таила! Как легко удалось отключить деструктор, и двинуть навстречу Фориэ, просто так на всякой пожарный, чтоб не думалось ей, что готов бросить на произвол судьбы, только б не встречаться холодным серым, с ее влюбленным зеленым взглядом.
Как вдвоем, встретившись, они искали техника в пустых полутемных переходах завода, опасаясь, да чего угодно опасаясь — и вероятной лжи и неведомой опасности. Как нашли его и втроем, поздно, почти перед рассветом, уходили по седеющим, покрывающимся росой ковылям к флаеру.
И все было словно внови — и это жемчужное утро, полное мягкого сияния, подкрашенные лучами света легчайшие облака. Выкатывалось на небосклон солнце — нежно — розовое, наливающееся золотом, с силой хлесткого и быстрого дождя, испускающее ливень лучей, дарящих миру все краски, разгоняющие тьму.
Утро. Утро, которого могло и не быть…
И осознание этого делало все краски стократ более яркими. И каждый глоток воздуха — напоенным ароматом, от которого можно сойти с ума.
Нагнувшись, Фориэ сорвала невзрачный цветок, вдыхая упоительный аромат — аромат жизни. И не похожа она была на серьезную даму, скорее на школьницу, сбежавшую с уроков. Счастьем были полны глаза. И улыбка. И каждый из вздохов. Тем хмельным счастьем, которое обрушивается на каждого, кто чудом избегает смерти.
А потом был полет над рассветным морем, ласковые волны внизу и безмерная лазурь сверху, и брызги солнечных бликов, словно пузырьки игристого вина.
И каждый миг, каждый шаг этого необычного утра запечатлевался в памяти во всем многообразии — все блики, ароматы, и порывы свежего ветра и вуали облаков, стремительно менявшихся ежесекундно.
Теплая тяжесть головы Фориэ на его плече, ее прикрытые глаза, тени от черных ресниц на щеках, и цветок в руке, в чуть сжатых пальцах. И только дыхание подсказывает — не спит. Просто сидит, расслабившись, впитывая жизнь, словно очнувшись в какой-то миг от кошмара. И изредка за взмахом черных крыл ресниц касается его лица взгляд — яркий, зовущий.
И невозможно ответить на этот взгляд. Как невозможно проигнорировать. И закипает кровь, а рассудок, словно лед, словно узда, словно оковы. Но лучше в рамках держать себя самому.
И словно противоядие от ее ласковых чар — Шеби. Но и в воспоминаниях изрядная доля яда. Только улыбнуться, вспоминая черты и жесты, привлекательность каждой улыбки, тепло прикосновений.
И слегка коснуться рукою волос Фориэ, даря мимолетную ласку, не смея растоптать нежности, родившейся в душе. И отстраниться, снова, в который раз надев маску озабоченности на лицо.
— Ты трус, Аретт, — проговорила Фориэ с мягкой улыбкой, так противоречащей словам. — Ты боишься меня?
— Боюсь, — ответил он с мягкой улыбкой, проигнорировав укол. — Только не тебя, а себя боюсь. И ты не нарывайся.
Фыркнув, словно кошка, женщина отстранилась, не смотря в его сторону. А ему, как назло, до боли, до спазма захотелось зарыться лицом в темные пряди, вдыхая аромат волос и кожи, растворяясь в нем, забывая обо всем на свете.