— Майк? — позвала Ронда, и Майк снова перевел взгляд на ее лицо.
— Ронда, это было очень давно, Денни Лоу мертв. Я ничего не могу сделать, — тихо сказал он, его голос был ровным, живот так сжался, было удивительно, как его не вырвало.
Она уставилась на него, затем прошептала:
— Но...
— Дасти, должно быть, нужна помощь, Ронда.
— Иногда они не... Такие девушки, как она, не...
Майк прервал ее.
— Она уже не девушка. Она женщина, и прямо сейчас я ничего не могу сделать.
Он ничего не мог сделать.
Ничего.
Бл*дь.
Ронда закрыла рот и снова уставилась на него.
Затем прошептала:
— Хорошо.
— Мой совет, не делись этим с мистером и миссис Холлидей. — Он мотнул головой в сторону тетрадей. — Прямо сейчас вам всем это дерьмо не нужно. И этим дерьмом должна поделиться Дасти сама. Да?
Она медленно кивнула.
— Это значит, Ронда, — продолжал он, — не делись тем, что узнала из дневников с самой Дасти. Вы все потеряли близкого вам человека. Она тоже горюет, как и ты. Сейчас не время поднимать это дерьмо, если она его похоронила.
Она снова кивнула.
Майк глубоко вздохнул, а затем тихо сказал:
— Прости, что я не могу больше ничем помочь.
Да, он сожалел. Серьезно, бл*дь, сожалел.
Он понятия не имел, что делать с этим дерьмом.
Затем Ронда сделала то, чего Ронда ни за что не должна была делать. Она подошла к дивану и положила дневники Дасти на спинку, не глядя на него, прошептала:
— Я просто оставлю их здесь на случай, если ты передумаешь.
— Ронда... — начал он, но не стал продолжать.
Она быстро пробормотала:
— Пока, Майк, — и побежала по его коридору.
Он не поспешил за ней в основном потому, что не мог пошевелиться. Он просто стоял, уставившись на тетради, даже после того, как услышал, как открылась и закрылась входная дверь. Даже после того, как услышал, как отъехала ее машина. И даже по прошествии долгого времени.
Дасти. Открыто. Делилась. Всем. На сто процентов.
За исключением тех случаев, когда они касались темы ее подростковой перемены. Затем она без слов дала понять, что не собирается говорить об этом.
— Бл*дь, — прошептал он.
«Мы выходим из этого состояния. Обещаю», — прошептала тогда она.
Она не вышла еще. Выбирала не тех парней, избегала своего родного города, не рассказывала, что случилось, таким образом, смирилась с тем фактом, что к ней приставал серийный убийца до того, как он стал серийным убийцей, и старалась не думать о своей сестре, которая защищала насильников.
Он заставил свое тело повернуться и двинуться к черному ходу. Затем он впустил свою собаку. Она прыгала вокруг него, пока он шел через гостиную.
Но он не двинулся к своей спортивной сумке. Он не пошел в спортзал. Он не подошел к телефону и не позвонил Дасти.
Потому что он поступил чертовски глупо на свою задницу, он подошел к этим чертовым дневникам.
Затем прислонил свою тупую задницу к спинке дивана и приоткрыл одну тетрадь.
Полтора часа спустя он уже давно обогнул диван, сел на него, наклонился вперед, уперев локти в колени, вторая тетрадь лежала открытой на его ногах, он прочитал обе.
Первая была ее первым дневником. Он понял, с чего все началось, он расстался с Дебби и отправился в колледж. Это означало, что он был свободен для ее воображения.
И Ронда не ошиблась. Она любила его. Она была слишком молода, чтобы понять, что делать с этой своей любовью, но была не слишком молода, чтобы понять, как ее выразить.
И выражала она ее прекрасно на страницах своего дневника.
Но дело было не только в нем. Он бегло просмотрел всякую чушь молодой девушки, изучил дерьмо, которое она так потрясающе рисовала в углах, вокруг слов, иногда соединяла обе страницы, чтобы нарисовать то, что приходило ей тогда в голову. Ее рисунки, нарисованное четырнадцатилетней девочкой, были лучше, чем большинство дерьма, которое вешают на стены.
Затем он перевернул страницу во втором дневнике, и все изменилось. Исчезли разноцветные гелевые ручки, которыми она писала, и мягкие разноцветные оттенки карандашей, которыми рисовала. Внезапно все надписи и наброски стали густо-черными. Не было ни цветов, ни бабочек, ни портретов близких. Изображения были темными. Чудовищными. Слова тяжелыми, угрюмыми, сердитыми. Ее отношения с сестрой, которая постоянно противостояла ей, иногда жестко, по поводу ее перемены, быстро ухудшились. Ей не терпелось убраться к чертовой матери из этого города. Она не могла дождаться, когда станет «свободной».
И встреча с Денни была на удивление подробно описана.