Иван открыл глаза. Все вокруг было наполнено светом – рассеянным, белесым, туманным. Он не сразу вспомнил странное ощущение, которое создавал такой вот свет, потому что редко это ощущение испытывал, редко и давно, в детстве, когда жил у мамы во время каникул. Только здесь, в мастерской, свет падал из окон таким вот образом.
Собственно, здесь были даже не окна, а сплошная узкая, но длинная, по всему периметру комнаты, застекленная щель под потолком. Она была огорожена чем-то вроде бруствера, поэтому мама говорила, что здесь, под крышей дома, предполагали, видимо, устроить тюремную камеру, да в последний момент передумали.
Как бы там ни было, а утренний свет в мастерской был в самом деле необычный.
Он всегда был такой, ничего в этом не было удивительного. Но сегодня… Когда, окончательно проснувшись, Иван повернул голову и наткнулся взглядом на спящую девчонку, ему показалось, что источником этого рассеянного света является она. Мысль была такая же глупая, как вчерашний поцелуй, произведенный им для того, чтобы определить, живая она или нет.
Понять, отчего могла возникнуть такая глупая мысль, он не успел: его ночная соседка открыла глаза. Сонный туман застилал их несколько секунд, не больше. Потом она сказала:
– Кажется, я спала слишком долго.
Ивану стало смешно от серьезности, с которой она оценивала свои ощущения. К тому же он сразу вспомнил, что подобная ситуация описана в сказке Пушкина, где царевна, привздохнув, произнесла: «Как же долго я спала!» Просто точь-в-точь.
– Да нет, не слишком долго, – сказал он.
– Почему же вы улыбаетесь? – все с той же серьезностью спросила она.
– Разве я улыбаюсь? – удивился Иван.
– Да. Вам снилось что-то хорошее?
Глядя на нее, он не сразу вспомнил, что ему снилось. А, ну да!.. Вспомнил.
– Да, – кивнул он. – Хорошее.
– Наверное, что-нибудь таинственное, – сказала она. – Это счастье.
Она произнесла это мимолетным тоном – наверное, думала при этом не о каких-то посторонних сновидениях, а о себе. Но угадала же! Ему действительно снилась тайна, и это действительно было счастьем.
Иван протянул руку, взял с пола свои джинсы, надел их под одеялом и встал.
– Одевайся, – сказал он. – Ванная в конце коридора. Я туда на пять минут, потом пойду в кухню, тогда можешь идти умываться.
«Дома душ приму», – решил Иван.
Ему хотелось уйти отсюда как можно скорее.
Зубы пришлось чистить пальцем, вдобавок он забыл взять из шкафа полотенце, поэтому вышел из ванной с мокрым лицом. Хотел было вернуться в комнату, чтобы выдать полотенце девчонке, но подумал, что она там, может, одевается, то есть не одевается, она же не раздевалась на ночь, ну, переодевается, да мало ли что она там делает!..
Обилие бытовых подробностей раздосадовало его.
«Что я здесь вообще делаю? – сердито подумал Иван. – Нанялся, что ли, убогих опекать?»
Пока он жарил яичницу и варил кофе, из ванной доносился шум воды. Ему показалось, что это даже не шум, а рассеянный шелест.
«Пообщаешься тут с ними, сам идиотом станешь!» – злясь все больше, подумал он.
К тому времени, когда девчонка вышла из ванной, настроение у него стало совершенно отвратительное.
Иван ожидал, что она заглянет в кухню, но услышал только ее удаляющиеся по коридору шаги – она возвращалась в комнату.
«Придется, значит, в постель ей кофе подавать», – раздраженно подумал он.
Девчонка встретила его, правда, не в постели, а сидя на ковре. Но чашку с поставленного перед нею подноса она взяла с тем самым заоблачным видом, который Иван с детства наблюдал у всех посетителей маминой мастерской и с детства же терпеть не мог.
«Я думаю о высоком, – говорил весь этот вид. – Поэтому мне не до мелочей. А постелить постель, подать еду, сварить кофе – все это может сделать любой обыкновенный человек вроде тебя».
– Сначала яичницу съешь, потом будешь кофе пить, – буркнул он. – Гастрит хочешь заработать?
– Я не хочу заработать гастрит, – с этой своей дурацкой серьезностью ответила она. – Но яичницу лучше съесть вам, ибо вы мужчина.
Ему стало смешно, и злость сразу прошла. Иван уселся рядом с нею на ковер возле подноса и разложил яичницу по тарелкам.
– На охоту мне не идти и пещеру от врагов не защищать, – сказал он. – Так что можем поделить еду поровну. Как тебя зовут?
– Северина, – ответила она.
– Как?! – поразился Иван. – Это что, псевдоним?
– Нет. Это мое имя.
«Значит, это все уже не в первом поколении», – сдерживая смех, подумал он.
Нетрудно было догадаться, что люди, которые додумались дать своему ребенку такое имя, здравостью ума не отличались.
– А я Иван, – сказал он.