Пришлось искать другой путь. Агата Андреевна попыталась выбрать семьи без отца — в надежде, что мать может оказаться властной и жестокой особой. Потом из отобранной группы фрейлина оставила лишь семьи с сыновьями. В итоге у неё набралось два десятка фамилий, да и типажи в некоторых семействах выглядели вполне подходящими. Только вот беда — эти неблагополучные сыновья как буянили по кабакам задолго до мая нынешнего года, так и продолжали этим заниматься, а их жестокосердные мамаши по-прежнему охаживали своих отпрысков по щекам. Не проглядывалось у этих сомнительных семейств никаких мотивов для похищения молоденьких девиц. Уездное колесо мерно катилось по закаменевшей от времени колее как до нынешнего мая, так и после. Так в чём же дело? Может, в зависти?
«Полине и её соседям повезло, — размышляла Орлова. — Наполеон мимо прошёл. Соседний уезд разорили вчистую, а им — как с гуся вода».
Вдруг это обозлённые жители разорённых уездов перебрались в уцелевший оазис и принялись там безобразничать. Может, из зависти или мести, а может, из подлости… Но что-то никто из опрашиваемых помещиков не припомнил в уезде посторонних людей. Единственной новой фигурой мог считаться раненый офицер Островский, но тот прибыл домой по уважительной причине — на похороны отца. К тому же он — герой, да и здоровьем после ранения слаб. Какой из него похититель девиц?
Ничего не скажешь, не дело, а настоящий тупик. Придется, видно, лично беседовать с жителями злополучного уезда. Вдруг повезёт и в разговоре мелькнёт что-то интересное, какая-то зацепка?
«Завтра вызову Полину», — решила Орлова.
Она быстро набросала записку кузине и встала из-за стола, но тут же покачнулась: ноги не разгибались — совсем затекли от долгого сидения. Орлова еле доковыляла до постели. Все. Хватит на сегодня Полининых загадок.
Полину фрейлина ждала к вечеру. Она предупредила лакеев у входа, и ей пообещали привести графиню Брюс, как только та прибудет. Кузина появилась в начале девятого, чмокнула Орлову в щеку и сразу же перешла к делу:
— Ну что скажешь?
— Пока рано говорить, я позвала тебя, чтобы кое-что уточнить.
Полина с готовностью кивнула.
— Конечно, спрашивай! — предложила она и тут же пожаловалась: — Ты не представляешь, как я хочу вернуться домой. Без меня урожай убрали, не дай бог, с зерном напортачат! Этак я по миру пойду.
Подобные опасения выглядели откровенным кокетством. Кроме Григорьева Полина получила в наследство от погибшего мужа еще два поместья поменьше и солидную сумму в ассигнациях, бедность ей не грозила, поэтому Орлова пропустила жалобы мимо ушей и вернулась к главному:
— Понимаешь, я не хочу рассматривать тот случай, когда к вам в уезд приезжают чужаки, ловят на улице девиц, убивают, а потом возвращаются к себе домой. Потому что при подобном раскладе найти преступников можно лишь случайно. Я исхожу из того, что похититель живёт где-то рядом. В этом есть своя логика: злодею не нужно торопиться, он может тщательно обдумать очередное похищение. К тому же надо куда-то увезти девушку. Уезд у вас небольшой, лесов мало, если бы злоумышленник убивал и прятал трупы где-нибудь в роще, это обязательно вскрылось бы. Однако никто ничего не видел, тела не найдены, так что я делаю вывод: у преступника есть место, где он может держать похищенных.
— Ты хочешь сказать, что он — помещик? — ужаснулась Полина.
— Возможно и так, а может, хозяин хутора, мельник или пасечник — любой человек, имеющий дом и участок земли в безлюдном месте.
Графиня Брюс явно опешила. Скорее всего, она подозревала, что в уезде бесчинствуют пьяные мастеровые или лобазники, но Орлову сейчас переживания кузины не тронули.
— Поля, вспоминай хорошенько! — приказала Агата Андреевна. — У меня после разбора ваших записей осталось такое впечатление, что никто из помещиков, кроме молодого Островского, в уезд в этом году не приезжал. Я говорю о том, что человек приехал, поселился в уезде и прожил там по крайней мере до времени исчезновения последней из девушек.
Полина надолго задумалась и наконец подтвердила:
— Да, только Лаврентий один и приехал. Отца похоронил и остался. Больше никого вспомнить не могу. А мои соседи что тебе написали?
— То же самое… Понимаешь, какая штука, этот Островский — единственный новичок, умеющий убивать. Раз вернулся с войны, значит, ему уже случалось это делать. Хотя, скажу честно, я не вижу причин, зачем ему это понадобилось. К тому же у Островского не мать, а мачеха. С одной стороны, это — подходящий расклад, ведь женщина с большей вероятностью проявит жестокость по отношению к чужому ребенку, чем к собственному, но с другой — эту Иларию все как один описывают покорной женой — затворницей.