Я целое утро, сразу после завтрака, вглядывалась в город и окрестности у подножия крепости в недавно подаренный братом телескоп. Теперь я могла не только на уровне ощущений искать домочадцев, но и наблюдать за ними из телескопа с невероятным приближением. Подданные вели свой обыденный режим дня и занимались каждый своим делом. Скучно. Может поближе что-нибудь интересное происходит?
Сейчас Эл занимался с дядей Адолом в Восточном крыле. Кажется, они снова что-то изобретали в кабинете физики. Яркие вспышки и экспрессивные выражения лиц заставили усмехнуться. Я перевела телескоп немного влево. В узких окошках кухни виднелись белоснежные фартуки снующих туда-сюда кухонных рабочих. Интересно, мой любимый десерт сегодня на ужин подадут?
Поразмыслив над этой важной мыслью, перевела телескоп в парк. Отец разгуливал возле просторной беседки и о чем-то сосредоточенно размышлял. Это было видно по залегшей складке между бровями. Он то и дело что-то записывал на наручный планшет. Нечасто он вот так уединялся. Случилось что? Или просто экономическая проблема вылезла? Вроде все у нас в порядке.
– Доченька, пойдем обедать? – мягкий голос мамы вывел из задумчивости.
– Хорошо, мамочка, – я повернулась в ее сторону чересчур прытко, чуть не снесла телескоп. Но, благо, подарок брата невозмутимо стоял на своем месте.
Она открыто улыбалась мне, стоя возле двери в мой личный кабинетик и раскинув руки для объятий. Молодая женщина с коротко остриженными волосами по последней моде Двадцать восьмого мира (где она часто бывала с дипломатическими миссиями), одетая в невероятно вульгарную одежду являлась моей мамой. Не смотря на ее пристрастия к людской моде и частые командировки, я любила ее всем своим детским сердцем. И любила ее рассказы на ночь. До щемящей нежности любила!
Я спрыгнула с мягкого пуфика, который неизменно стоял около любимого окна, и помчалась что есть сил к самому дорогому существу в Дамонике. Споткнувшись о лежащую не к месту куклу, которую оставила Матильда, дочь моей няни, чуть не расквасила нос о пол. Но сильные и одновременно нежные мамины руки поймали меня на полпути к полу. Перешучиваясь, мы отправились в столовую.
Это был первый день за все мои три сотни лет в Дамонике, который я очень ярко запомнила, потому что уже той же ночью все враз изменилось…
…Мне снились бескрайние просторы, заросшие дикой травой выше моего роста. Таких мест в Дамонике нет. А если и есть, то это возделываемые поля и дикой травы там нет. Оставшиеся земли наглухо заселены подданными разных рас. Но это не суть.
Пока я бесцельно бродила среди густой травы, сквозь сон ощутила чье-то присутствие в моей спальне. Это кто-то из родни, но ни отец, ни мама, ни брат. Тогда кто?
Сон упорно не отпускал в реальность. И я находилась где-то на грани. Слышала неясные голоса, пыталась пошевелиться, но ничего не выходило, будто тело парализовало…
– Гороном! – кто-то произнес слишком ясно надо мной человеческое заклинание забвения.
Вряд ли оно имеет силу над нами. Но что-то больно кольнуло в бок. Тупая боль разлилась по телу, вмиг достигла головы…
А дальше… дальше полное забытье.
Очнулась все в том же небольшом помещении, но оно почему-то кружилось. Голова и без того больная, наливалась тяжестью. И не сразу сообразила, что я в настоящем. Глаза то и дело пытались сбежаться в кучку. Кто-то непрерывно гладил по рукам и шептал успокаивающие слова.
Что? Что произошло? Я действительно демон желаний? Почему воспоминания так внезапно нахлынули? Не наваждение ли это? Может кто-то специально внушил мне все это, чтобы выдать за… Лаву? Меня выкрали в трехсотлетнем возрасте и кинули одну в Двадцать восьмом мире? Кто я, вообще, такая?
Так, какое там заклинание от похмелья мы изучали в Академии? Прикрыла глаза и мгновенно все вспомнила. Применила. И ву-аля! Как огурчик! Больше ничего не набирает обороты, мысли яснее июльского дня при прогнозе в плюс тридцать пять. А вопросы… к черту их! Надоело! У меня есть семья! Живая и здоровая семья! Тьма, я не одна в этих мирах!
– Папа! – с придыханием выдала я и обвила руками шею отца, который сидел рядом и шептал успокоительные глупости. – Что с мамой?! Где она?
– Она… – в глазах отца отразилась вселенская печаль и горечь утраты.