Квартира Дезмонда была пуста.
Повинуясь какому-то шестому чувству, Инэрис покинула её и стала подниматься по лестнице – Дезмонд тоже обосновался на верхнем этаже, так что выше были только чердак и крыша.
Дезмонд в самом деле сидел там, на самом краю. В руках у него была бутылка полупрозрачной жидкости с этикеткой на незнакомом языке.
Инэрис подошла вплотную, вынула бутылку из его рук и принюхалась к горлышку. Пахло бренди.
- Один? – спросила она, кивая на бутылку.
Дезмонд пожал плечами.
- Не против, если я присоединюсь?
Дезмонд отвернулся, что можно было трактовать и эдак, и так.
Инэрис сделала глоток и, вложив бутыль обратно в пальцы Дезмонда, устроилась поудобнее, прислонившись спиной к его спине.
Дезмонд глотнул и снова передал бутылку ей.
Когда та совершила третий круг, Инэрис спросила:
- Не расскажешь, что происходит, Дез?
Дезмонд молчал. Только отобрал у неё бутылку и сделал ещё один глоток.
Инэрис вздохнула. Она понимала. Понимала то, как тяжело довериться кому-то, когда привык не доверять никому. Но она не понимала того, что не даёт Дезмонду покоя. Что стало его собственным погружением в ледяную воду после стольких лет борьбы.
- Мне никогда не нравились города, - сказал Дезмонд наконец.
Инэрис подняла бровь.
- А я их всегда любила… - решила она поддержать разговор.
Дезмонд покачал головой.
- Здесь только камень… Здесь нет жизни, Иса. Если что мне и нравилось на Нимее, то только то, что в ней, несмотря ни на что, была жизнь.
- Брось, - Инэрис тихонько фыркнула и отобрала у него бутыль. – Если захочешь, я покажу тебе, как живут каменные джунгли.
- Не думаю, - Дезмонд качнул головой. – Я видел всё. Музеи, бары, высший свет и шлюх… Но только сейчас я понял, как от всего этого устал. Как всё это бессмысленно, когда ты один.
Инэрис фыркнула.
- Брось. Ты не один, Дез. У тебя есть Аэций. Есть Ричард. Есть дом.
Дезмонд чуть обернулся и посмотрел на неё как-то странно, внимательно, будто отыскивая в её словах подвох.
- Я не об этом, Иса, - сказал он наконец, так и не найдя ничего.
- Не об этом… - Инэрис вздохнула и вернула ему бутыль. – А если об этом, Дез? Что тебе мешает? Оглядись кругом, неужели так трудно кого-то найти?
- Кого-то – я не хочу, - Дезмонд отвернулся.
- Кто-то может быть разным. В твоём случае… Уверена, было немало желающих класса люкс.
Дезмонд пожал плечами.
- Не знаю. Я никогда не приглядывался. Я не могу так, как ты говоришь, - он усмехнулся и опустил голову, разглядывая собственную руку, неподвижно лежащую на бетонной плите. – То, что тебе кажется романтическим бредом – для меня единственно возможное, Иса. Я не могу и не хочу быть с тем, кого не люблю. Я не вижу смысла в этом. Для меня это… Пусто.
- Ну не будешь же ты говорить, что тысячу лет у тебя не было никого?
Дезмонд пожал плечами.
- То, что нужно телу - да. За деньги. На одну ночь. Потому что по-другому нельзя. В том смысле, о котором я говорю, не было никого. Ни-ко-го, - повторил он по слогам. – За грёбаную тысячу лет.
- Дез… - Инэрис чуть повернулась и собиралась было коснуться его плеча, но отвела руку.
- Я любил только дважды, - сказал Дезмонд медленно. – И оба раза не получилось ничего.
Он запрокинул голову назад, разглядывая звёздное небо над головой.
- Оба раза… Я слышал слово «долг». Долг… - Дезмонд усмехнулся. – Может, объяснишь мне, что это такое, Иса? Что это за дерьмо?
Инэрис молчала. Закусила губу и отвернулась. Ссутулилась и тоже уставилась на город, сверкавший огнями далеко внизу. «Долг». Она перекатила это слово на языке, пытаясь вспомнить, что же оно значило для неё. Пытаясь вспомнить, откуда оно взялось и почему это так важно – «долг».
- Пошли вниз, - сказала она тихо после долгого молчания. – Пожалуйста, Дез. Пока мы не рухнули, к черту, в пустоту.
Дезмонд кивнул и стал подниматься. Он чуть не поскользнулся из-за руки, которая по-прежнему не слушалась ни в какую, несмотря на все тренировки, но Инэрис успела подхватить его за пояс, и так, почти в обнимку, они направились по лестнице вниз.
Уже в квартире Инэрис закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, разглядывая Дезмонда, стоящего напротив. Тот, кажется, протрезвел немного, но всё же не до конца.
- Ты останешься до утра? – спросил он, пытаясь подцепить правый ботинок носком другой ноги. Это было привычно и легко – остаться до утра. Они жили в соседних комнатах так долго, что не было ничего удивительного в том, чтобы оказаться ещё и в одной квартире. Инэрис даже знала, что на завтрак Дезмонд ест отбивные с кровью, так же как Дезмонд знал, что кофе нужно делать только чёрный, без сливок, но с двумя ложками сахара, потому что так любит Иса.
- Да, - сказала Инэрис.
- Можешь занять спальню. Я в душ.
Инэрис шагнула вперёд, не давая ему уйти, обхватила за талию и, развернув лицом к себе, коснулась губами его губ. Она не ждала и не проверяла, просто дала секунду, чтобы принять решение, прежде чем усилила напор и углубила поцелуй. Дезмонд не отвечал. Стоял неподвижно, и когда Инэрис чуть отстранилась, чтобы всмотреться ему в глаза, отвернулся и тихо сказал:
- Не надо, Иса. Не так.
- Можно, я сама решу? – спросила Инэрис и подтолкнула его к комнате. Дезмонд, не ожидавший этого, шагнул назад, и Инэрис последовала за ним, почти придавливая его к дивану. Толкнула на диван, заставляя сесть, и тут же скользнула сверху, усаживаясь Дезмонду на колени. Поймала в ладони его лицо и зарылась носом в мягкие волосы, пропахшие бренди. Качнула бёдрами и поймала губами губы Дезмонда, впитывая в себя невольный стон.
- Что ты творишь… - прошептал тот.
- Люблю тебя.
- Иса…
- Да, - Инэрис снова поймала его губы, не давая договорить, и продолжила целовать, медленно поглаживая затылок, пока Дезмонд не сдался и не обхватил её руками под поясницу. Инэрис и тогда не выпустила его губ, только прощально прошлась кончиками пальцев по чувствительной коже головы, скользнула по плечам и, резко опустившись ещё ниже, потянула вверх футболку. Она поддалась неожиданно легко, и Инэрис тут же чуть отклонилась назад, разглядывая открывшуюся ей картину и проверяя, не причинила ли вреда.
- Не больно? – спросила она и, желая уточнить вопрос, скользнула губами по раненому плечу, на котором всё ещё виднелась белая отметина шрама. Вся остальная кожа Дезмонда была загорелой и гладкой, без единого дефекта, будто ему по-прежнему было двадцать лет.
Дезмонд качнул головой, но Инэрис уже не видела этого, потому что губы её двигались дальше - по плечу, вдоль ключицы к горлу, а оттуда к груди. Быстрыми, жесткими поцелуями покрывала сантиметр за сантиметром – словно прорвало плотину, и теперь обоих их уносило прочь течением безумной реки.
Инэрис не заметила, как сама лишилась блузки. Дезмонд тоже пытался целовать её – туда, куда успевал. А потом Инэрис обнаружила, что ладони Дезмонда лежат на её ремне.
Их взгляды встретились на секунду, и обоих оглушило отрезвляющее понимание того, что происходит, но Инэрис тут же наклонилась, снова накрывая губы Дезмонда поцелуем, и теперь уже те без раздумий ответили ей с тем же жадным безумием.
- Я сейчас, - выдохнула она, вырываясь из поцелуя, и попыталась встать, но тут же обнаружила, что рука Дезмонда сжимает её руку.
- Не уходи.
Глаза Дезмонда смотрели в эту секунду с такой болью, что не подчиниться было невозможно.
Инэрис бросил короткий взгляд на ванную, которая казалась ей просто необходимой. Но уйти сейчас – означало разрушить ту связь, которая установилась между ними теперь, и она просто потянула Дезмонда за руку к спальне. Уже на полпути Дезмонд рванул её на себя, прижимая к груди с неожиданной силой, и обнял, впился поцелуем в шею, оставляя красный след, а затем принялся так же бесцельно и безумно целовать.
Когда они рухнули на кровать, Инэрис краем сознания отметила, что оказалась снизу. Она тут же толкнула Дезмонда, заставляя того упасть рядом, и, ловко оседлав его, снова стала целовать плечи и грудь. Избавившись от остатков одежды, потёрлась животом о пах Дезмонда и сама застонала в унисон тому стону, который прозвучал в темноте. На краю сознания ещё мельтешила мысль о презервативах, но воплотить её в жизнь не выходило никак – и она просто качнула бёдрами. Оба тела пронзила боль, но ни Дезмонд, ни Инэрис не почувствовали её – всё происходящее слилось в одну оглушающую волну, в которой невозможно было думать и чувствовать ясно, в которой нереально было отличить, где кончается одно тело и начинается другое, что чувствует один, и что ощущает другой.