Салли закусила губу и сделала несколько глубоких вдохов. Притормозив на светофоре, она опустила козырек и посмотрелась в зеркальце. Как всегда аккуратна и ухожена, глаза ясные (спасибо глазным каплям), губы красиво подведены розовой помадой. Она даже больше обычного потрудилась над своей внешностью. Единственное, что поможет ей пережить этот обед, не устроить истерику и не швырнуть тарелку в Кэти, — гордость, которой, хвала Господу, у нее предостаточно. Внезапно Салли захотелось, чтобы рядом оказалась Джуди. Мик наверняка бы тоже обрадовался. Присутствие Джуди превратило бы торжественную церемонию «Принцесса Кэти знакомится со свекровью» в самый обычный воскресный обед. И триумф Кэти не был бы таким полным. Салли ущипнула себя за то, что не догадалась раньше.
— Преподаете английский иностранцам? — переспросила Стефани Гуинн, словно эта информация была для нее в новинку, хотя Кэти не сомневалась, что она уже все знает от Мика. — Должно быть, увлекательно. Дорогая, наверное, вы замечательно знаете грамматику.
— Да нет… Совсем не так хорошо. То есть, в каком-то смысле, да, конечно, — сбивчиво забормотала Кэти.
Не хватало еще, чтобы ее приняли за книжного червя. Да и вообще, если честно, на уроках о грамматике она почти не вспоминает. Кэти скрестила пальцы и взмолилась, чтобы миссис Гуинн не втянула ее в дискуссию «об употреблении сослагательного наклонения».
Кэти испытывала перед миссис Гуинн такой страх, что почти лишилась дара речи. А тут еще этот дом! Вовсе не произведение модного дизайнера, с белыми диванами и букетами роз в серебряных вазах, с единственным элегантным ковром на полированном паркете, — это как раз было бы не так ужасно, поскольку свидетельствовало бы, что миссис Гуинн просто рабски следует моде и, следовательно, у нее слабый характер. О нет, дело обстояло куда хуже. Этот просторный дом на тихой улочке в Хэмпстеде был итогом всей жизни. Картины, мебель, ковры и безделушки явно собирались десятилетиями, с каждым предметом связаны свои воспоминания и ассоциации, не дом, а воплощение вкуса миссис Гуинн во всех его разнообразных проявлениях. И поскольку никто не гнался за совершенством, в доме было необычайно уютно. Обивка кресла, на котором сидела Кэти, выцвела, парча на подлокотнике чуть продралась, пружины немного выпирали. Чувствовалось, что в этом кресле не одно поколение семейства Гуинн проводило счастливые часы, пока из кресла оно не превратилось в бесценную фамильную реликвию.
Через стеклянные двери Кэти видела сад, также чуточку запущенный, но такой же уютный: фруктовые деревья с неподрезанными ветками, кое-как подстриженная трава, буйство бледно-золотых нарциссов и фиолетовых крокусов под крошащейся каменной оградой. Сад, который манит выйти в него, прилечь на густой лужайке с книгой и задремать под деревом.
— Собственно, сейчас я обучаю учителей. — Кэти заставила себя вернуться к беседе. — Я несколько лет колесила по свету и решила, что пора вернуться в Англию.
— О, это, должно быть, вносит приятное разнообразие: учить людей, которые уже владеют языком, — сочувственно сказала миссис Гуинн.
— Ну да, наверное, — согласилась Кэти. — Но я предпочитаю учить начинающих. Мне нравится преодолевать трудности.
— Кэти молода и полна энтузиазма. — Мик нежно улыбнулся ей. — Энергия бьет из нее ключом.
— Что ж, это пригодится, когда появится ребенок, — с одобрением заметила миссис Гуинн. — Когда я родила Мика, мне было за тридцать. В ту пору это считалось преступно поздно, и все мои друзья, которые обзавелись детьми раньше, говорили, что поздние дети самые трудные. Организм уже не так легко восстанавливается. Конечно, это в любом случае тяжело… — Она вздохнула. — Ну что ж, зато у вас есть Мик, он поможет. И хорошо, что у него свободная профессия.
— Очень хорошо, — с долей сомнения ответила Кэти. Как ни обожала она Мика, никакой уверенности, что от него будет много толку, она не испытывала.
— Впрочем, по части домашнего хозяйства он не силен, — улыбнулась миссис Гуинн. — Придется вам взяться за его обучение.
— Конечно. — Кэти испуганно улыбнулась в ответ.
Она не могла думать о миссис Гуинн как о Стефани, хотя именно об этом мать Мика попросила первым делом: «Дорогая, пожалуйста, зовите меня Стефани. Миссис Гуинн звучит ужасно официально». И разумеется, от ее просьбы стало еще более неловко, чем если бы она об этом вообще не упоминала.