– Пап… – вздохнула, раздумывая как начать, – возьмите меня с собой, а? Ну, что тебе стоит?
Она прекрасно понимала, что выглядит сейчас как ребенок, клянчащий заветную конфету перед завтраком. Может, так и есть…
Они затевали большую игру, пока Златокудрая еще сама толком не понимала – как и что. Однако, была причина тянувшая ее туда, за собой, неудержимо. Она сопротивлялась, но без особого, впрочем, успеха. Игра… Лару долго не верила, думала, что отец с Сашей просто рехнулись, какой-то демон Уршанаби, какой-то новый мир. Что за бред? Может и бред, но теперь она тоже его хотела. Тот мир казался прекрасным, искрящимся и далеким как мечта.
Атт хмуро качал головой, мешал в кружке сахар, постукивая тонкой ложечкой. Он все пытался отказать, или хотя бы уйти от разговора, но на свете существовало два человека, которым оказать не получалось никак, две женщины – жена и дочь. Остальным владыка небес отказывал не раздумывая.
– Рано тебе еще в эти игры играть.
– Не рано. Я уже давно взрослая женщина, пап, если ты не заметил! Исполнительный продюсер. У меня через неделю съемки в Праге…
– Вот именно, Лена, – в голосе владыки небес прорезались неприятные жесткие ноты, – у тебя съемки. У тебя вся жизнь здесь, и туда тебе не надо совсем.
– А тебе? А у тебя? Или у Саши?
Ляпнула, и разом прикусила язык, поспешно глотнула горячего чая, обжигаясь, пытаясь скрыть неловкость. Что толку. Хотела сказать «прости», но передумала – он и так все понимает, и конечно простит глупую дочь.
Атт не стал отвечать, зачем? Вопрос скорее риторический. Впрочем, у Саши еще наверняка все наладится, а у отца… У Атта осталось не так уж много жизни в этом мире, жалкий огрызок жизни остался… безнадежно больной, прикованный к инвалидному креслу старик. Мама иногда, тайком, плакала.
Быть может, поэтому так тянет за неведомый горизонт? Смутная надежда? Вечность? Или просто грядущее могущество и власть?
Лару точно знала, что не хочет искать ответ. Отец всегда был грозным владыкой небес, даже здесь, даже сейчас. Дождь барабанил в стекло.
Пушистые, кипельно-белые хризантемы у калитки отцвели, а она и не заметила как, мама успела оборвать последние, скрюченные старостью головки. Желтенькие, папины любимые, что вдоль дорожки – пока стоят, но уже понемногу блекнут, словно дождь смывает летнюю краску. И только под окном полыхают огнем два алых куста, припозднившихся, с длинными острыми иглами лепестков. Скоро снег, а они все стоят, горят вечным огнем…
Глотнула, едва не подавившись чаем. Это все осень, с ее серостью и тоской. Надо бы на море хоть на пару дней слетать, чтобы солнце, пальмы и симпатичные загорелые мальчики вокруг. Она это заслужила.
Слетай, Лена, – говорили глаза Атта, грустно улыбаясь из глубины, – ты лучше на море слетай, чем туда, развлекись. Глядишь, и пройдет. Хочешь, я тебе даже съемки перенесу на недельку, я могу, все что угодно, любые чудеса, только не просись туда со мной. Потому, что я не в силах тебе отказать.
– Ну, пожалуйста, пап.
– Леночка, зачем тебе? Чего тебе так не хватает здесь?
Атт не хотел ее брать. Сашу хотел, кучу других, посторонних, незнакомых людей хотел, а ее нет. Даже Димка, папин водитель, всего-то на год старше ее, и ему, видите ли не рано! Ему можно. А ей рано. Интересно, кем Димка будет там? Ветер этот, дурной.
– Но ведь я вернусь. Это же не насовсем.
– Кто знает, вернешься ли. И какой ты вернешься, Лена. Сможешь ли потом здесь, как раньше…
– Ну пап.
– Не проси меня, не надо. Ты же знаешь, я не смогу отказать тебе, но это не правильно.
Он и не смог. Став в новом мире Владыкой Небес, а она Златокудрой богиней. Игра? Может быть только игра.
– Отправила царя на подвиги? Молодец!
Думузи улыбался ей, а сам небрежно обнимал за талию какую-то пышногрудую красотку. Златокудрая даже не сразу нашла, что ответить. Вдруг захотелось ему все рассказать, но язык не поворачивался, ведь на смех поднимет. Да еще красотка эта… Где он их берет?
– Правильно сделала, пусть сдохнет там! – это Думузи опять, – тогда Аннумгун останется без царя. Без царя они сами не справятся, и вся твоя великая империя достанется мне, я нашлю на них Урушпак.
– Он победит и вернется!
– О, не сомневаюсь!
Он смеется, неприятно так. А глаза у него… Чему верить – словам или глазам? Может она придумала себе все это? Придумала конечно, разве можно столько лет… Но почему эта глупая выдумка никак не дает ей покоя? И думает она все о чем-то не о том… совсем не о том.