Может, давай я тебе сам ногу сломаю, царь? А потом радостно потащим тебя домой. Тизкар на мгновенье закрыл глаза.
Там, где-то далеко, у стен Аннумгуна, плескалось теплое море, изумрудно-зеленое у берега, спокойное, ласковое. Помнится, тогда он стоял на берегу, вглядываясь в горизонт, все казалось – в невообразимой дали он видит хрустальный небесный свод, искрящийся от солнечных бликов, звенящий на ветру.
– Тиз, у тебя есть сыновья?
Вздрогнул, потом хохотнул, пытаясь припомнить.
– Не знаю, может и есть.
Царь стоял рядом, все еще думая о чем-то своем, совсем не о том, о чем спрашивал, широко расставив ноги, подставив лицо свежему соленому ветру и щуря глаза.
– А у меня нет, – сказал он. – Ты знаешь, столько женщин было, но либо вообще не рожали, либо девочек. Как думаешь, почему так?
– Бояться?
Атну усмехнулся, вздохнул, поскреб шершавый подбородок, потом сморгнул, словно возвращаясь в действительность из далеких земель.
– Но ведь ни одна, Тиз, за столько лет… – медленно произнес он. – Я ведь все перевернул с ног на голову, но нет. Пусть бы даже соврала. Я бы сделал царицей, признал бы сына наследником.
– Царь, брось ты это. Успеешь еще.
Атну покачал головой.
– У царя должен быть наследник, мало ли что. И не надо на меня так смотреть. Сам подумай – случись что, и они тут перегрызутся за трон, растащат втихаря каждый к себе в нору, все пойдет прахом. Вон Урушпак только того и ждет, небось корабли наготове держит. Пока вы тут будете грызться, он и ударит.
– Царь, я не… я все, что в моих силах…
Царь быстро, искоса глянул на него – словно стрелой насквозь, и отвернулся.
Тизкар вдруг почувствовал неприятный холодок внутри, что-то неправильное происходило, но он пока еще не понимал, как ему с этим быть. Где-то вдалеке тревожно вскрикнула чайка.
Или не чайка? Тизкар наконец мотнул головой, приходя в себя. Камень под ногой вывернулся, скользнул вниз, другой ногой он умудрился зацепить торчащий корень, и с размаху полетел в грязь.
– Да смотри ж под ноги наконец, демоны тебя раздери! – буркнул Этана, рывком вытаскивая его из канавы за шкирку.
Вот ругается буйвол сквозь зубы, а самого ведь тоже шатает. Сам устал. Эх, да все устали. И по горам лазить совсем не привыкли, и лесов отродясь не видели. Пока шли от Аннумгуна по берегу – хорошо было идти, весело, песни пели, шутки шутили. Как у подножья гор начались непролазные заросли олеандра и церциса, тоже еще идти было можно. А вот как дорога взметнулась вверх, то щерясь провалами голых скал, то смыкая над головой мохнатые сосновые лапы – вот тогда хорошо прочувствовали: куда и зачем идут. Не нравился царю тот этот поход? Да уж, кому бы понравилось?
И ведь не в чудище же дело, сдалось оно? Что они, чудищ никогда не видели? Убьют – так убьют, не убьют – так… Первый раз что ли? Да провались оно, это чудище!
Если развернутся и уйдут – Лару Златокудрая разгневается, а не уйдут, победят чудище – разгневается Гизиду, хозяин лесов. Не победят – так просто, по-тихому, башку сложат. Может оно и лучше, по-тихому? Пусть боги сами разбираются, кто кого, у них свои счеты, людям в такие дела лучше не лезть. А то еще разозлятся, сровняют в божественном гневе весь Аннумгун с лицом земли. Что им? И камня на камне не оставят. Доказывай потом…
Кто разберет, как лучше. Вздохнул. В такие минуты Тизкар готов был радоваться, что стоит за спиной, на шаг позади. Слава богам – не ему решать! Что бы он решил?
Впрочем, Златокудрая-то пострашнее хозяина лесов будет, лес – он от Аннумгуна далеко, да и что им от этого леса… а она рядом. Златокудрая – это сама жизнь.
Ладно. Осталось немного, вон сколько уже прошли. Тизкар оглянулся через плечо.
Где-то там, позади, шел Мелам. Шел? Или может уже не шел, пропал, растворившись в мелкой навязчивой мороси. Мелам то появлялся, то незаметно исчезал, когда ему заблагорассудится, то ли наставник, то ли советник царя, хотя что делать советнику в таком месте? Да и наставник уже ни к чему, не по возрасту – такого царя, как Атну, поди наставь! Седой, поджарый был Мелам, с крупным породистым носом и тонкими, словно стальные витые тросы, руками. Говорят, еще у старого царя Лугальбанды в наставниках ходил, а то и у Энменкара… хотя брешут поди, не живут люди так долго. В глаза наставника уважительно называли Мелам-Ату, за глаза не менее уважительно – дед. Глянешь на такого деда, и сразу становится ясно – не моргнув глазом уложит и буйвола Этану, и здоровенного Тизкара на обе лопатки, хоть обоих за раз.