Часть 29
— Ты так быстро отключился, Квиррелл, — смотрю на этого трусливого подонка, который развалил свою гниющую тушку по полу. Конечно, он жив, но вряд ли такое забудет.
Мой «профессор» лежал на мокром от крови кафеле, изредка хныча от боли. Я знаю, что ты уже проснулся, дорогуша. Еще поиграем, или ты против? Ох, мне все же не так важно твое мнение.
Грубо пинаю его ногой в живот.
Скрутился? Больно? Это хорошо, что тебе больно, жалкий. Пока ты еще в состоянии орать в агонии, которую я тебе любезно преподношу, мне остается только радоваться.
— Боже, не надо… — умоляюще смотрит на меня. Ты смотри–смотри… Мне приятно разбивать вдребезги надежды таких, как ты.
— Без разницы, Квиррел, — еще раз больно пинаю его, от чего он глухо стонешь и вырубаешься.
Ужас, как ты мог Квиррелл? Отключился тут, а меня кто развлечет? Сдыхать тут надумал? А вот и нет, милый, тебя еще ждет Азкабан.
Окатываю его холодной водой, которую он приготовил для моих пыток.
— За что? — спрашивает он, смотря на меня, а я истерично смеюсь, содрогаясь всем телом от такой великолепной, как по мне, шутки.
— За что? — вытираю выступившие слезы, ухмыляясь. — Ты еще скажи, что на самом деле ты святой отец при мужском монастыре, а тот кто меня пытал пару часов назад — демон, который вселился в тебя нечестным путем!
Эта тварь смотрит на меня виновато, за что получает коленом по зубам. Так смотреть на меня надо было раньше.
— Кстати, — вспоминая кое–что, говорю я, — мне вот всегда было интересно… Что у тебя под этой тряпкой? — протягиваю руку к тюрбану, сдирая его с лысой головы, под сопровождение воплей и возмущенных криков этого «мученика».
Но кроме лысой башки я там ничего не увидел. Какая жалость. Какой неинтересный Квиррелл оказался…
— Мой повелитель… Он бросил меня! Он бросил! — кричит он еще пуще прежнего, что мне нравится. Хочу надавить на него еще. Кто же этот повелитель?
Внезапно вспомнилось:
Совсем другой голос, отличный от Квиррелла, начал говорить:
— Мальчишка знает, где камень… Заставь его сказать… — страшный, ужасающий и пробирающий до мурашек тембр.
— Ах, кажется, я понял… — начал я говорить, смотря на то, как этот трус бьется в истерике. — Твой «повелитель» был на твоей голове?
— Д-да, — ох, он снова стал заикой.
— А как тогда он исчез? — злюсь я. Мне неприятно, что я чего–то не понимаю.
— У него уже было достаточно сил чтобы покинуть это тело, но… — в испуге шептал этот идиот.
Я улыбаюсь. Улыбаюсь шире прежнего. Значит, мне не будет скучно и кто–то сможет развлечь меня больше чем на пару часов.
— Ну и кто же это? — смотрю на своего подопытного, а он задает такой тупой вопрос:
— Кто?
Ох, как же бесит, когда люди не желают пользоваться серой жидкостью.
— Твой властелин! — шепчу я ему на ухо, от чего лысый вжимается в стенку.
— Л-лорд… Волан–де–Морт…
Ох, да! Я ждал этого! Я ждал!
Ударяю напоследок Квиррелла, который в очередной раз сумел упасть без сознания и медленно шагаю в комнату, где, я полагаю, должны быть все мои друзья.
— Ну и как ты узнал что мы тут? — поинтересовалась Лилит.
— Это единственная комната, куда бы точно никто не приперся, — пожимаю плечами. — Лучше скажите, раз вы уже давно успели развязаться, то почему до сих пор были тут?
Да, действительно. Я открываю дверь весь такой из себя герой, а они сидят, мило болтая.
— Зелел веревки прокусил, — ухмыльнулся Джек, делая шутливый поклон моей змее, а потом поворачиваясь к моей скромной персоне. Шучу–шучу, не скромной. — Так ты, я смотрю, освободился?
— Ах, да, если ты об этом, — отвечаю я.
— Объяс–с–сните? — спрашивает Зелел, непонимающе глядя на нас.
— На мне была печать, змейка, — подмигиваю я. — Благодаря ей половина моего характера была скрыта не только от других, но и от меня.
— Зато теперь ты свободен! — радостно кричит альбиноска, обнимая меня.
— С–с–словно птица в небес–с–сах… — шипит Зелел, заползая на свое законное место под моей одеждой, а я только хмыкаю.
— У нас есть еще много из того, что мы должны сделать! — посмеиваясь, говорю я.
— И что же? — Джек вопросительно поднимает одну бровь.
— Убрать, надеюсь, живое тело Квиррелла из той комнаты и отправить в Азкабан — это раз, — я начал сгибать пальцы. — А, ну и найти философский камень — два!