– Пока не надоест, – хмыкнул отпускник, но тут же поправился: – Ты же знаешь правила – более двух-трёх недель не рекомендуется.
Артур правила знал, хотя сам ни разу в таком путешествии не был. Теоритически в прошлом можно было находиться сколь угодно долго, и после вернуться в тот же день и час, из которого произошла отправка, с разницей в десять минут. Эти десять минут перекрывали пятиминутную погрешность оборудования, и гарантировали, таким образом, то, что путешественник, возвратившись, не окажется в зоне перехода одновременно с собой ещё не отправленным в прошлое.
Однако практически, как оказалось, находиться в глубинах времени более месяца было опасно. Прошлое как бы начинало засасывать путешественника. И человек постепенно либо вовсе отказывался от возвращения обратно, либо, прожив в доисторическом мире почти всю жизнь, появлялся через положенные десять страховочных минут дряхлым стариком, обременённым массой болезней. Возвращался и умирал на руках своих изумлённых коллег и товарищей, ещё менее четверти часа назад провожавших его на отдых в столь привлекательное путешествие молодым и полным жизненной энергии.
Психологи пока безрезультатно бились над этой загадкой уже с десяток лет, начиная с первого случая невозвращения, произошедшим по иронии судьбы с тем, кто и был первопроходцем, добравшимся до Силура и основавшим базу на живописном первобытном берегу тёплого моря. В мире, где животная жизнь ещё не выплеснулась из волн на берег, и никакой хищник не грозил сожрать одинокого отдыхающего.
А пока этот феномен лишь получил название «синдром Робинзона», что было, по мнению многих посвящённых, не очень-то логично, ведь Робинзон Крузо, как известно, весьма стремился вернуться в цивилизованный мир в отличие от путешественников, добровольно оставшихся доживать свои дни в очень далёком прошлом.
– И всё-таки чего-то ты не договариваешь, брат, – покачал головой Артур. – Мне-то мог бы и рассказать.
– Непременно расскажу, дружище, как только сам разберусь, что к чему, – неопределённо произнёс Сайман.
– Так давай пообедаем вместе, да и обмозгуем всё, – предложил другу Артур, уже до предела заинтригованный происходящим. Слишком много случилось всего и сразу, тут и перемены, явно произошедшие с его товарищем за последние два дня, в которые они не виделись, и внезапный отпуск – весьма, надо признать завидный, но совершенно необъяснимо доставшийся Саю. И даже незамеченная ранее аномалия в одной из узловых точек истории, проявившая себя опять же именно сегодня.
– К тому же и мне есть о чём с тобой посоветоваться, – добавил он, – ты же у нас спец по хроно логике и вероятностным прогнозам.
Сайман бросил быстрый взгляд на циферблат больших электронных часов, располагавшихся над крошечной светящейся табличкой с надписью «выход», и затем кивком указал Артуру на зелёные цифры.
– Займи столик, закажи как себе, только первое не забудь. А то я знаю, дружище, твою любовь к сухомятке. А я пока отдохну пару недель, за одно и поразмыслю кое о чём. Вот тогда за обедом и поговорим.
– Ты что, прямо сейчас? – Оторопел Артур. – За тобою волки что ли гонятся?
– Может и волки, может, и гонятся, – тяжело вздохнул Сай. – Время до обеда навалом – успею вернуться. Ну и портал уже заряжен, и операторы ждут. А их желудки тоже на обед просятся! – Попытался он рассмеяться, однако смех вышел слишком натужным.
На мгновение между ними повисла почти материально ощутимая тягостная тишина. Потом Сай махнул рукой, типа была-не была, развернулся на босых, как оказалось, пятках и направился к выходу. У самой двери, ведущей в технический коридор, он обернулся, и слегка склонив голову к левому плечу, попросил:
– Если всё же найдёшь в шкафу мою гавайскую рубаху, не выкидывай её. У меня с ней столько воспоминаний связанно!
И исчез, оставив своему другу дурное предчувствие и несколько чрезвычайно любопытных загадок. Артур даже подумал, что его друг намеренно поступил так, закодировав в пустой болтовне некую информацию. В конце концов, совсем не стоило теперь забывать про страшный ночной сон, раз уж он так воплощался в реальности.
Артур провёл рукой по глазам, словно снимая наваждение. Он понимал, что просто завидует другу. Увидеть силурийское солнце, которое было в два раза больше того, что тускло светило в окно его одинокой спальни. Поймать первую позвоночную рыбу, и отпустить её, так и не попробовав сочной плоти. А вдруг она предок Шефа?
Скушать далёкую пра-пра-пра и много пра бабушку своего начальника, чем не весёлая забава? Бесполезная забава. Ибо самый первый постулат свежо созданной науки темпоральной реконструкции гласил, если перевести научные фразы на человеческий язык, что история уже состоялась, и любое новое действие в прошлом, имело место раньше, чем его задумали и совершили потомки.