— Ну конечно, — одобрила Эвелин, но ее короткий ответ прозвучал более, чем двусмысленно.
— Это не касается твоих встреч с кем-либо, — поспешно проговорила сестра Соловей. — Можешь приглашать сюда, кого хочешь.
Эвелин только поморщилась.
— В этом нет надобности.
«Мда… Какое неудачное начало», — подумалось Лелиане. Иногда им трудно было находить общий язык.
— Морриган сумела найти что-то полезное? — спросила она, чтобы сменить тему.
— Ну, если говорить о последних нововведениях, — Эвелин подняла свою руку к свету, — то я стараюсь разряжать Метку несколько раз в день. Это она предложила, кстати. Раз уж я не могу остановить выброс магии, то лучше, чтобы он проходил хотя бы небесконтрольно. Тут я, пожалуй, с ней соглашусь. Впрочем, я тебя не о себе поговорить позвала. Но прежде хочу угостить тебя вином. Ты не против?
— Совершенно.
— Отлично. Насколько я помню, Орлесианская настойка твоя любимая?
— Да. Впрочем, не откажусь и от бокала сухого вина.
— Ну и славненько. А мне еще порцию сухих корешков напополам с водой. —Эвелин подала Лелиане ее бокал и, поморщившись, выпила еще немного своего пойла. — В Скайхолде никогда не заскучаешь, правда?
— С леди Инквизитором скучать не приходится, — улыбнулась Лелиана. — Вот увидишь, так будут когда-нибудь говорить.
— Ты, наверное, уже слышала, — напомнила ей Эвелин, — что клирики приезжают через месяц. Об этом-то я и хотела с тобой поговорить.
— Да, Жозефина ввела меня в курс дела.
— Столь огромная честь дарована нам из-за победы над Корифеем, конечно. Церковь сейчас уважает Инквизицию и всех, кто с ней связан.
— Или, проще говоря, мусолит наши имена, даже и не спросив.
— Можно и так сказать, — согласилась Инквизитор. — У меня есть возможность повлиять на решение клириков. Во всяком случае, они к моему мнению прислушаются. Без лояльной к нам главы Церкви Инквизиции будет очень сложно договориться с Орлеем и Ферелденом. Пока нет Верховной Жрицы именно их представители управляют Священным Советом.
Лелиана помедлила прежде, чем ответить.
— Не буду скрывать: сначала эта идея показалась мне абсурдной, — сказала она. — Но чем больше я об этом думала, тем больше приходила к мысли, почему бы и нет. Неужели это так странно для клириков — поддержать меня? Почему бы им этого не сделать?
— Я бы сказала, что восстановить сейчас Церковь — это все равно что вывести тонущее судно из шторма.
— Да, жаль конечно, что быть Верховной Жрицей несколько сложнее, чем просто выглядеть хорошо в большой шляпе.
Обе женщины одобрительно усмехнулись.
— Интересно. Если ты станешь главой Церкви, то что будешь делать? — спросила Эвелин.
— Первое — я распустила бы Круги. Пусть все маги будут свободны. Они такие же дети Создателя, какие и другие, и Церковь должна принять их. В конце концов, она привечает всех — эльфов, гномов, даже кунари. С чего бы магам быть исключением? — Лелиана знала, что говорить. Она очень много времени потратила на размышления об этом. — Различия отчуждают нас друг от друга, а Церковь поддерживает эту вражду, вместо того, чтобы учить нас видеть в других равных себе. Если мы сможем принять всех в свои ряды, разве это не принесет мир?
— Что ж, если ты задаешь такие вопросы, то ты, пожалуй, на правильном пути.
— Я поменяла бы все. — Увлекшись, Лелиана почти не слышала Эвелин. — Вообще все. Джустиния хотела, чтобы Церковь выросла, но ее реформы так и не прижились. Ее сдерживали традиции, и она была слишком мягка, чтобы принуждать к изменениям. Я не повторю этой ошибки.
— Это будет сложно. Нельзя заставить людей изменить свой образ мыслей.
— Как тогда вообще что-то меняется? Люди не приходят к озарению просто так, многих надо вести за руку.
— Насильно мил не будешь, Лелиана, — мягко парировала Эвелин. — Нужно будет найти баланс. Между реформами и привычным укладом жизни. Между старым и новым, наконец. Радикальные изменения могу привести только к большему ожесточению.
— Люди подобны овцам, Инквизитор. Им надо, чтобы их вели. Есть те, кто цепляются за старые методы, но и они увидят. Я сделаю так, чтобы они увидели… Я готова принять все, что выпадет на мою долю.
— Звучит впечатляюще.
Эвелин смотрела на нее внимательно, без улыбки. Ее лицо было непроницаемо, и Лелиана не могла сказать сейчас, о чем она думает и без иронии ли прозвучали эти последние слова. Впрочем, эта пауза ее мгновенно отрезвила.
— Я что-то чересчур распалилась, — заметила Сестра Соловей. — Все дело в том, что я близко к сердцу принимаю дела Церкви. Наверное, мои идеи расходятся с тем, что думает Кассандра.
— Да, не буду скрывать, что она мыслит немного по-иному, — уклончиво отозвалась Инквизитор.
— Тогда будет уместным задать вопрос: а что думаешь ты?
Эвелин ответила далеко не сразу. Ее губы слегла шевелились, словно она пробовала вопрос на вкус.
— Что думаю я? — наконец переспросила она. — Я думаю, что неважно, кто станет Жрицей. Ты или Кассандра, или любая другая кандидатура клириков. В любом случае, это должна быть женщина, которая привнесет много изменений в существующие порядки. А будут ли они благими, только время покажет. Поэтому что касается тебя или Кассандры, вы хоть и смотрите на Церковь под разными углами, намерения у вас примерно одинаковые.
— Рада это слышать, Инквизитор. Ваша поддержка может склонить клириков в любую сторону.
— Да, именно поэтому мне и важно распорядиться своим голосом правильно, — согласилась Эвелин. — Я ищу не просто радикально новых взглядов, но того, кто действительно предназначен для этой роли. Кто готов отказаться от своей мирской жизни. Ведь все ждут полной преданности от новой главы Церкви.
— Я понимаю, что это потребует много жертв с моей стороны.
Лелиана осеклась, заметив в глазах Инквизитора пляшущие смешинки. Эвелин с трудом подавила улыбку и сразу приняла серьезный вид.
— Ты, наверное, слышала, что Кассандра пишет книгу о нашей борьбе с Корифеем. Разумеется, под строгим руководством Варрика. Это новейшая история Инквизиции и одновременно буквально детальное описание того, что я делала последние три-четыре года. Но если кто-нибудь спросит меня: что было до этого? Что я делала первые двадцать семь лет своей жизни? Я, пожалуй, затруднюсь ответить. Искала смысл, наверное. Поэтому я знаю, чего в книге точно нет. Той атмосферы отчаяния, с которой я ехала в Храм Священного Праха. Потому что я никогда не понимала, чем я хочу заниматься. И меньше всего меня тянуло к религиозной карьере. Меня просто насильно отправила туда семья, учитывая сколько наших родственников служило Церкви. И когда я возглавила Инквизицию в минуту полной неопределенности, я поняла, что это мое. И какие бы трудности не вставали на нашем пути, я никогда не сомневалась. Даже если бы мне суждено было погибнуть от руки Корифея, я бы все равно ни о чем не жалела. Понимаешь меня, Лелиана? В моем выборе не было жертвы. И принимая на свои плечи такой груз ответственности, у тебя их тоже быть не должно.
Лелиана внимательно слушала Эвелин, в задумчивости смотрела на белоснежные вершины гор.
— Если отбросить на секунду Брешь и Якорь, ты никогда не хотела стать Верховной Жрицей? — вдруг поинтересовалась она.
— Забавно. Ты не первый человек, кто меня спрашивает.
— Кто же был первым?
— Мой отец. Перед тем как я уехала на Церковный конклав.
— И что же ты ответила?
Эвелин помедлила, водя пальцем по граненым краям своего бокала.
— Для меня одна только мысль променять свою броню на строгую мантию, а своего драколиска — на жесткое кресло вызывает неприятную дрожь во всем теле. Так что мой ответ был однозначный.
Сестра Соловей не смогла сдержать улыбки.
— Чем больше я тебя слушаю, тем больше думаю о том, что ты ищешь человека, которому нечего терять.
— Да ладно, — Эвелин рассмеялась. — Ну так скажи мне тогда, что ты будешь делать, если Инквизицию распустят?