— Кстати, — сказал он, — надеюсь, вы сделали достаточно фотографий, потому что завтра я буду очень занят. — В его голосе, без сомнения, звучала твердая решимость. Он не хотел видеть ее завтра. И она не осмелилась спросить насчет послезавтра.
— Я тоже, — сказала она и вышла в теплый летний вечер. — Я тоже буду очень занята. — Не у него одного есть дела. Она не имела ни малейшего представления, чем займется завтра, но, черт возьми, она знала, что будет занята. В отдалении заржали кони. Макс громко позвал ее и нетерпеливо замахал ей рукой, отчего у нее потеплело на сердце. Было приятно знать, что хотя бы одному из Джентри ее присутствие здесь в радость.
Бриджет смотрела, как Макс устанавливал на бревне полдюжины пустых банок из-под воды. Потом он взял ее за руку и повел к участку лужайки, который еще раньше пометил. Он встал рядом с ней, выстрелил камешком по банкам и промахнулся на пару сантиметров.
— Черт, — проворчал он.
— Ты почти попал, — заметила она.
— Я столько тренировался. И не сбил еще ни одной банки. Теперь твоя очередь, — и он протянул ей рогатку.
— Но, Макс, — запротестовала она, вертя в руках рогатку. — Я не умею. У меня нет ни малейшего представления… — Кожаный ремешок, две резинки и гладкая деревянная рукоятка. Она понятия не имела, что со всем этим делать.
— Вот тебе камень. Вкладываешь его сюда, оттягиваешь резинку и отпускаешь.
Бриджет выполнила все, что он сказал. Камешек упал на землю у ее ног.
Макс покачал головой и дал ей другой камешек. Та же история. Бриджет вздохнула, мечтая поскорее уйти, но Макс, задрав голову, смотрел на нее с такой надеждой, что она сделала еще одну попытку. Она ни разу не взглянула на дом. Ей не хотелось знать, что Джош смотрит на нее. И все же она почему-то знала, что он смотрит. Бриджет чувствовала на себе его взгляд, его любопытный взгляд. Он не мог ее понять. Иногда она сама не могла понять себя — занятая выше головы бизнес-леди, которой были так по сердцу тишина лугов и бескрайние просторы.
Да и Джош для нее оставался загадкой — мужчина, предпочитающий общество лошадей людям и так неожиданно и свободно согласившийся стать ее Диким Мустангом.
Что ж, пусть наблюдает, словно филин, подстерегающий добычу. Если ему больше нечем заняться. А она будет стоять здесь, пока у нее не получится. Хоть всю ночь напролет. Но попасть в цель под его взглядом еще сложнее. У нее дрожали руки, когда она снова натянула резинку.
— Понимаешь? Я не могу зажать его в руке, — сказала она Максу, — может быть, мне нужно попробовать другой…
— Не получается? — раздался вдруг голос Джоша, направлявшегося к ним через лужайку.
— Все в порядке, я…
— Покажи ей, пап, — попросил Макс отца.
Джош встал позади нее и взял ее руки в свои. Мышцы на его груди были твердые как камень, сердце билось громко и равномерно, это было слышно даже через рубашку. Крепкие мускулы его рук придали ей силы и спокойствия. Она затаила дыхание. Что она теперь должна делать? Сердце у нее бешено стучало, и сосредоточиться на мишени не было никакой возможности. К счастью, ей и не пришлось сосредоточиваться — он все сделал за нее сам.
— Теперь держите крепко. Вот так. — Он направлял ее руки, положив левую на рукоятку, а правую на кожаный ремешок.
Только бы он не заметил, как повлажнели у нее ладони и дрожат пальцы, а если заметит — чтобы приписал это волнению при обучении новому искусству. Ну да, так оно и есть, это просто нервы, просто желание добиться успеха… Просто желание прижаться к нему спиной и почувствовать, как ее сжимают его крепкие руки, закрыть глаза и забыть обо всем на свете… Но нет, нельзя — они ждали, оба; ждали, что у нее получится.
— Камень, — скомандовал Джош.
Макс подал ему камень.
— Вставляйте камень, — сказал Джош, горячо дыша ей в затылок.
— Каким образом я должна это сделать? — спросила Бриджет. — Мне понадобится третья рука.
— Вот и все. — Он вставил камень в кожаный ремешок вместо нее. — Теперь цельтесь и стреляйте.
Она выстрелила. Камешек попал в банку. Она с облегчением вздохнула.
— Новичкам везет, — сказала она.
Макс радостно засмеялся и подпрыгнул. А потом побежал собирать новые камни.
— Неужели это так сложно? — спросил Джош. Его губы касались ее уха, а руки по-прежнему обвивали ее.
— Вовсе нет, — тихо ответила она, мечтая стоять так вечно или хотя бы несколько минут. Еще никогда в жизни не чувствовала она себя в такой безопасности, такой защищенной; и никогда еще ей не было так страшно. Страшно, что ей это может понравиться — быть защищенной, быть частью семьи; стрелять по мишеням по вечерам, когда сумерки спускаются на поля и солнце садится за холмом, за тем самым холмом, на котором она впервые увидела его, силуэт на фоне голубого неба Невады; а потом, когда дневной свет погаснет, возвращаться в дом, зажигать электричество и пить кофе.