— Пять с половиной. Скоро шесть. — Он повернул голову и посмотрел на нее, щурясь от яркого солнца. — А вам?
— Тридцать один.
Его голубые глаза расширились от удивления.
— Вы не выглядите такой старой.
— Спасибо, — сказала Бриджет, деланно улыбнувшись.
— Мой папа старше вас.
— Правда? А он случайно не на ранчо?
Мальчик указал на холм позади дома:
— Он там, на лошади.
— А мама?
Мальчик показал вверх на безоблачное голубое небо:
— Она на небесах.
От неожиданности Бриджет запнулась и остановилась, не в силах передвигать налитые свинцом ноги.
— Да идемте же. — Мальчик потянул ее, чуть не вывихнув ей руку.
Она вытерла пот со лба и заставила себя двинуться дальше. Для сочувственных слов не было времени, да и что сказать ребенку, у которого мама на небесах. Следовало сменить тему.
— Твой папа объезжает диких мустангов? спросила она, с трудом переводя дыхание.
— Откуда вы знаете?
— Если его зовут Джентри, то я слышала о нем и хочу поговорить с ним.
— Это касается лошадей?
Бриджет едва не произнесла: «Нет, это касается мужского одеколона», но удержалась: сейчас не самое подходящее время и место, чтобы говорить о ее планах. Она просто кивнула, тем более что, благодарение Богу, большой каменный дом был уже в нескольких шагах.
Когда мальчик толкнул массивную дубовую дверь, Бриджет сделала глубокий вдох и шагнула в типичную ковбойскую гостиную: те же туземные коврики на широких досках пола и большие кожаные кресла по обе стороны от внушительных размеров камина, что и в доме любого другого владельца ранчо. Их шаги отзывались эхом среди толстых стен пустого дома.
Она успела лишь мельком взглянуть на большую фотографию женщины в рамке, стоявшую на каминной полке, — мальчик тащил ее через длинный коридор в прохладную, облицованную кафелем ванную. Прежде чем Бриджет успела остановить его, он взобрался на раковину и, стоя на коленях, из которых на фаянс капала кровь, принялся рыться в шкафчике с медикаментами; пузырьки, флаконы и тюбики летели на пол и с грохотом валились в общую кучу.
— Подожди, не знаю, как тебя зовут, дай я тебя помою, — сказала Бриджет, положив свое снаряжение на край ванны.
Внезапно почувствовав прилив сил, она сняла мальчика с раковины, надежно устроила его на сиденье унитаза и взяла с полки губку. Как ни странно, он сидел смирно, сжав руки в кулаки, с бледным под слоем веснушек лицом, пока она осторожно промывала ему раны на коленях, а затем занялась ссадиной под бровью.
Вот оно — главное занятие мальчиков, осенило ее, падать с велосипедов и обдирать коленки, а основное занятие их мам — отмывать их. Но она не была его мамой. Она не была ничьей мамой. И вряд ли будет когда-нибудь. Жизнь складывалась иначе. И это хорошо. Есть много вещей помимо того, чтобы быть матерью. И она занималась ими. Неожиданно, впервые за много недель, перед ее глазами встало лицо Скотта Марстена. В ушах зазвенели его жестокие слова: «Взгляни правде в глаза, Бриджет. В тебе нет того, что может сделать мужчину счастливым. Я думал, это потому, что ты отдаешь все силы работе, но теперь вижу, что ты и для рекламного бизнеса не годишься».
Она часто заморгала, прогоняя непрошеные слезы, и отрезала большой кусок лейкопластыря, когда в прихожей раздались тяжелые шаги и недовольный голос громко позвал:
— Макс, где ты?
Так вот как его зовут!
Макс замер, широко раскрыв глаза от ужаса. Бриджет приклеила пластырь к коленке мальчика и живо представила себе разъяренного разбойника, который ищет их со своим топором, чтобы содрать с обоих шкуру.
— Что, черт возьми, здесь происходит? — спросил мужчина, заполнив дверной проем всеми своими шестью футами тремя дюймами и пригвоздив Бриджет к месту пронзительным взглядом голубых глаз.
— Это… это дорожное происшествие, — сказала Бриджет запинаясь. По ее лепету могло показаться, что ей пять с половиной, скоро шесть, а не все тридцать один и скоро тридцать два.
Он перевел взгляд на сына, который стоял, широко расставив ноги.
— Макс?
— Я врезался в эту тетю на велосипеде, и мне нужно забрать его. Она пришла поговорить с тобой насчет лошади, — быстро затараторил он, осторожно обходя отца.
Подгибающиеся ноги больше не держали Бриджет. Она осела на унитаз, прислушиваясь к торопливому топоту Макса в прихожей. Когда за мальчиком захлопнулась входная дверь, Бриджет взглянула в суровые голубые глаза под густыми широкими бровями.
— Я все объясню, — слабым голосом произнесла она.
Ну и ситуация! Совсем не так собиралась она встретиться с мужчиной, которому предстояло продать миллион флаконов мужского одеколона в следующем году. Во всяком случае, не сидя на унитазе, с шестью ссадинами на ноге, с разбитым лбом и почти полностью заплывшим глазом. Теперь, когда он стоял всего в нескольких футах от нее, она лишний раз убедилась, что он — то, что надо. Верхом на лошади он был великолепен, но и сейчас это… это был мужчина ее мечты — в качестве рекламы одеколона, разумеется. Сильный, красивый, мужественный, сексуальный… Она вдруг почувствовала слабость, подалась вперед и уронила голову между колен.