Теперь, когда еврейских подростков старше 14 лет в школу не допускали, базарный день для юношей и девушек остался одним из немногочисленных поводов собраться и поболтать без присмотра взрослых. 14-летний брат Магдиной лучшей подруги Сары, начитанный парнишка Дьора Шпира любил бывать в ее компании, поскольку Магда относилась к нему, как к собственному младшему брату. Черная оправа очков Дьоры обрамляла живые, умные глаза. Оказавшись вне системы школьного образования, он и его младший брат Шмуэль большую часть времени учились дома или подрабатывали, если подворачивалась такая возможность, стараясь избегать уличных шалостей. Мальчики видели, как умны их сестры и их подруги, и знали, по каким предметам каждая из них успевает лучше всего. Они были знакомы с их семьями и выросли, играя в догонялки с этими девочками, которые сейчас стремительно взрослели.
С трудом переставляя ноги по обледенелой брусчатке еврейской площади, к Большой синагоге шли и неологи[15], и ортодоксы, и хасиды[16], дабы присоединиться к минхе (пополуденному богослужению), и все они по пути обсуждали тревожные слухи. Никаких официальных объявлений в Прешове к тому времени еще не прозвучало. Новости распространялись быстро, но не настолько, чтобы о событиях в одном городе в тот же день становилось известно в другом. В Прешове, как и везде на востоке Словакии, официальные новости объявляли городские глашатаи.
Еврейская часть Прешова располагалась неподалеку от центра в неглубокой ложбине, защищенной от горных ветров. Некоторые младшие члены Большой синагоги решили сначала подойти к ратуше – взглянуть, не будет ли сегодня объявлений. У Дьоры и Шмуэля возникла такая же идея, и они, обгоняя спешащих к площади, направились в ту же сторону.
Трудно было поверить, что всего пару месяцев назад Дьора проходил бар-мицву в этом солидном двухэтажном здании и после этого праздновал совершеннолетие в доме Магды Амстер, где собрались 40 его друзей и подруг, одноклассников и одноклассниц. Амстеры всегда отличались щедростью, а близкая дружба их дочери с дочерью родителей Дьоры еще сильнее скрепила связь между двумя семьями. А теперь их дочерям грозит отправка на общественные работы, о которых повсюду ходят слухи. Спеша сегодня вместе с братом на Главную улицу, Дьора был встревожен и горел желанием защитить девочек. Среди магазинов на их пути была и корсетная лавка Гиззи Глаттштейн, в которой нашла себе работу польская беженка Ида Эйгерман.
Ида покинула свою семью в 1940 году и уехала из городка Новы-Сонч, где теперь евреи жили в гетто. В Словакии она поначалу пряталась у своего дяди в Бардеёве, неподалеку от польской границы, и работала у него в кошерной мясной лавке. На Клашторской улице, через дорогу от дядиной лавки, стояла синагога Бикур-Холим. Среди девушек, молящихся рядом с Идой на женских хорах, сидела наверняка и Рена Корнрайх, которая тоже пряталась у своего дяди, жившего за углом. Две польские беженки не могли не общаться друг с другом, пока Рена не уехала в Гуменне. У Иды были румяные щеки и гладкие черные волосы – она убирала их со лба и завивала, укладывая локон за ухом. День за днем она занималась тем, что обмеряла прешовских евреек из семей среднего достатка и побогаче, заказывавших корсеты и нижнее белье.
За корсетной лавкой, там, где улица спускалась к собору и стоял фонтан «Нептун», на краю площади, куда евреев теперь не пускали, бывало, сидела Магда Амстер в раздумьях о своей юной жизни. Она жалела, что нельзя ходить в школу, что нельзя завести кота. Но более всего она скучала по Саре, сестре Дьоры. Сара была столь решительно настроена уехать в Палестину, что объявила голодовку, когда отец отказался ее отпустить. Магда не обладала такой хуцпой, чтобы заставить себя голодать или не повиноваться желаниям отца, и потому осталась с семьей. Ее старшие сестра с братом тоже уже отправились в Палестину, и она видела, как отец хочет, чтобы хотя бы одна дочь жила с родителями, а будучи младшей в семье, она воспринимала это как свой долг. Но все равно тосковала по компании своей лучшей подруги, по сестре и брату. Через пару лет, когда она станет старше – обещал отец, – ей можно будет съездить в Палестину. Но для подростка пара лет – это целая жизнь. Из-за хлеставшего по лицу ветра из глаз выступили слезы. Улыбнулась она, лишь заметив, как сверху по улице к ней несутся Дьора и Шмуэль, а один из них размахивал письмом. Ветер пытался вырвать у Магды протянутое ей послание, но ее руки в перчатках покрепче вцепились в тонкие страницы нового письма от Сары.
«Жизнь прекрасна. Мир здесь просто совершенен. Он спокоен в своем счастье, которым наслаждается сам и которого не жалеет для других. Я получаю удовольствие от работы, и все тело поет. Пару дней шел дождь, но сейчас небосвод вновь ясен – синий и глубокий над серыми домиками. Вдруг появились овощи, яркие цветы, а между камней полез папоротник. Все по-весеннему освежилось и насытилось, и я тоже счастлива ощущать себя живой!»
15
Неологический иудаизм – крупное религиозное течение, возникшее среди венгерских городских евреев во второй половине XIX в. Неологи были склонны к модернизму и бо´льшей интеграции в венгерское общество, в то время как ортодоксы считали их позицию неприемлемой. –
16
Хасидизм – течение в иудаизме, зародившееся во второй четверти XVIII в. в Подолье и получившее широчайшее распространение на западе Украины, в Венгрии, Польше и России. Хасиды известны особым вниманием к соблюдению религиозных и нравственных предписаний иудаизма и усердием в изучении каббалы. –