Ладно, все это эмоции. А если по делу: что в таком случае означала эта многоходовая комбинация по несанкционированному перемещению объекта внимания на польско-белорусскую границу, на которую было истрачено столько энергии и валюты? Значит, и здесь его держали за безгласную пешку? И не только его!
Было от чего заскрежетать зубами.
Вывод второй. Курков и Веригин. Совершенно ясно, что бомбы взорвались в их руках в тот момент, когда они пытались активизировать заряды. Нажали на пластины, когда фишки находились в режиме хранения, красным концом вверх. Не обратили внимания? Забыли об этом? Но даже обычный армейский сапер может забыть, как зовут его жену и сколько у него детей, но не такое. А эти двое были не обычными саперами. Изделия были новейшей конструкции. И боевые заряды не дали бы им даже просто подержать в руках, пока они не разобрались бы в конструкции самым доскональным образом и не провели с десяток-другой репетиций на макетах. И все-таки фишки не переставили. И причина этому могла быть единственная: они не знали об этом. Не знали, потому что им не сказали. Не забыли сказать, а не сказали специально с единственной, совершенно определенной целью. После взрыва виллы Назарова не должно было остаться ни одного свидетеля.
Их и не осталось.
Кроме него, Голубкова.
В этом, видно, и заключался глубинный смысл специфики деятельности Управления: «Лучший свидетель — мертвый свидетель». Голубков подумал, что он не останется без работы, когда его выпрут на пенсию. Займется научной деятельностью, будет писать диссертацию на тему: «Роль этики в деятельности спецслужб на примере Управления по планированию специальных мероприятий». Хорошая будет диссертация. Емкая. Понятная последнему идиоту. И короткая, как все талантливые произведения. В ней будет всего три слова: «Этика — это х-ня». Можно добавить еще одно слово: «полная». Но оно, пожалуй, будет лишним.
До диссертации, однако, еще нужно дожить. И было у Голубкова смутное ощущение, что в сложившейся ситуации проблема эта не решается одним естественным течением времени.
Кроме того, из всех этих дел напрашивался еще один вывод. Но он требовал дополнительной проверки…
Голубков накинул на плечи пиджак и вышел на улицу. Был уже второй час ночи. Как всегда, почти все кафе и бары были еще открыты, играла музыка, людей было довольно много, но они не сидели за столиками и не танцевали на тротуарах, а стояли, сбившись в кучки, и переговаривались, тревожно поглядывая в сторону пригорода, небо над которым багровело от бликов не усмиренного еще пожара.
Голубков отыскал уличный телефон-автомат в пустынном переулке, зарядил его десятком монет и набрал код Москвы.
Ответил диспетчер:
— Вас слушают.
— Это Константин Дмитриевич из Ларнаки. Тут у нас произошли кое-какие события…
Диспетчер не дал ему договорить.
— Не прерывайте связь, — приказал он. — Переключаю. Говорите.
— Слушаю вас, Константин Дмитриевич, — раздался в трубке голос Волкова. — Откуда вы звоните?
— Из автомата.
— Из кафе? Из бара?
— С улицы.
— Докладывайте.
— В двадцать три сорок по местному времени раздался очень сильный взрыв на вилле Назарова. Насколько я могу судить, килограмма три или даже четыре взрывчатки. Возник пожар, он до сих пор не потушен. В соседних домах взрывной волной выбило стекла. Все, кто находились на вилле, погибли. Люди, которые в это время были поблизости от виллы и на набережной, получили множественные ранения осколками камней и стекол. Двое убиты, трое или четверо увезены в госпиталь в тяжелом состоянии. Полиция оцепила район взрыва. Работают около сорока пожарных машин.
— Откуда вы знаете точное время взрыва?
— Камнем мне разбило часы. Они остановились ровно в двадцать три сорок.
— Как вы оказались в районе взрыва?
— Сидел в открытом кафе на набережной.
— Что вы там делали?
— Пил баночное пиво «Хайнекен».
— Именно в этом месте?
— Если вы взглянете на план Ларнаки, то увидите, что набережная — самая фешенебельная часть города. Здесь лучший пляж, самые красивые отели и виллы. Сюда приходят и купаться, и просто гулять. Это примерно то же, что набережная в Ялте от пассажирского порта до гостиницы «Ореанда».
— Почему вы не позвонили сразу после взрыва?
— Не имел возможности. Помогал санитарам, врачам. Была паника. Потом меня самого перевязали и отвезли в отель.
— Вы ранены?
— Небольшая царапина.
— Вы не выбросили свои разбитые часы?