— Больно ты суетился вокруг тачки, когда сварщик работал. Где он сейчас?
— Ну, в мусор спрятал. Возле «ситроена». Так что теперь?
— Ничего. Не имеет значения. Мы без всяких «узи» и кольтов можем перебить этих троих вместе с майором Васильевым. Потому что мы знаем про них, а они про нас нет. И что?
— А если не перебить, а захватить? — спросил Док.
— И что? — повторил я. — Привезти в Москву и сдать генерал-лейтенанту Волкову? По-твоему, он нам спасибо скажет? Как, Константин Дмитриевич, скажет?
— Нет, не скажет.
— Вот и я так думаю.
— Так что же делать? — спросил Док.
— Иван Георгиевич! — обратился я к нему с самым проникновенным чувством, на какое был только способен. — Ну, хоть раз бы ты задал мне какой-нибудь простенький, обыкновенный вопрос! Ну, например, где находится Янтарная комната. Или кто убил президента Кеннеди. Или, наконец, когда будет конец света.
— Когда же он будет? — спросил Док.
— Для нас — скоро, если ничего не придумаем… А тут еще этот Граф и хрустовские отморозки!..
«Стоп, — сказал я себе. — Стоп».
Немного подумал и еще раз сказал себе: «Стоп».
Граф. Пять кило героина. Мертвый Влад. Мертвый Пан. Хруст в Интерполе.
Даже самую умную и выдрессированную собаку можно увести куда угодно, если дать ей понюхать подстилку, на которой лежала сучка во время течки.
У баксов запах не хуже.
Можно попробовать. Шансов — близко к нулю. Но мы не можем пренебрегать даже единственным.
— Встали, — приказал я. — Боцман, подгонишь «фиат» вплотную к дверям «губы». Док и Трубач — притащите из «ситроена» ковры. Потом перегрузим всех пятерых из «губы» в «фиат» и накроем коврами.
— Четверых? — переспросил Боцман.
— И пятого тоже. Константин Дмитриевич, подбросите нас к «губе» и подстрахуете со стороны. Трубач, завтра в восемь утра мы с тобой кое-куда съездим. Вернее, уже сегодня, — поправился я. — И никаких кольтов!
— А нам что делать? — спросил Боцман.
— На всех работы хватит…
Через час погрузочно-разгрузочные операции были успешно завершены. Было уже начало восьмого, бессмысленно было даже пытаться вздремнуть. Док упросил пани хозяйку сварить нам побольше крепкого кофе. Им мы и пробавлялись, заодно подчищая жалкие остатки еды, оставшейся после трапезы оголодавших за двое суток Артиста и Мухи.
— Много бы я дал, чтобы узнать, о чем ты сейчас думаешь, — проговорил полковник Голубков, закуривая свой «Космос».
— Я могу и бесплатно сказать, — ответил я. — Вспоминаю разговор с Назаровым. Он сказал, что существует всего три способа защиты от ядовитой змеи. Первый: держаться подальше от тех мест, где они водятся. Второй: носить надежную одежду. И третий: вырвать у змеи ядовитый зуб. Он сторонник третьего способа. — Я подумал и добавил: — Я тоже.
— По-моему, все сошли с ума.
— Кто — все?
— Все, — повторил Голубков. — Вся Россия. У меня иногда такое чувство, будто мы — первые люди на Земле. Что построим — в том и будем жить. Какие законы примем для себя — те и будут. И не очень-то верится, что это будут хорошие дома и Божьи законы.
— Это и есть свобода, — вмешался в наш разговор Док.
Голубков с сомнением покачал головой:
— Если ты прав, то свобода — это страшная вещь.
— Я бы сказал по-другому: обоюдоострая, — уточнил Док и посмотрел на меня. — Куда ты собрался ехать?
— К Графу…
IV
К центральным воротам мотеля «Авто-Хилтон» мы подъехали минут без двадцати девять. За рулем белого фиатовского фургона был Трубач в обычной своей ковбойке и в кожаной куртке с подвернутыми рукавами. Мне для солидности пришлось надеть светло-серый костюм, купленный на Кипре, а рубашку и галстук я позаимствовал у полковника Голубкова. Страж у ворот проворчал что-то по-польски насчет того, что нас в такую рань принесло, но Трубач лишь развел руками:
— Бизнес, пан, бизнес!
Мы развернулись на аллейке, которую нарисовали на плане мотеля Голубков и Боцман, и подъехали к крайнему коттеджу, под навесом которого виднелся приплюснутый капот темно-вишневой «альфа-ромео» с афинским — синей вязью по белому фону — номером. Трубач встал сбоку от двери, а я нажал кнопку интеркома, держа наготове поставленный на «паузу» диктофон.
— Кого там еще черт пригнал? — раздался в микрофоне не слишком мелодичный мужской голос.
Я снял диктофон с «паузы», из него прозвучало:
— Свои, Ленчик. Это я, Владас. Со мной Корень.
Я выключил диктофон и спрятал в карман. Больше он был не нужен.
— Сейчас… секунду!.. — послышалось из интеркома.