— Странное предложение, — заговорил, наконец, он. — Вы его и так забрали.
— Исключительно из предосторожности. Чтобы избежать случайных эксцессов, — объяснил я. — Неужели я похож на человека, способного отнять у другого орудие производства? Это все равно что у столяра отобрать долото. Я верну вам ваш арсенал. После того как закончим разговор. Может, все-таки продадите?
— Я не торгую своим оружием.
— Понимаю вас. Я бы тоже не продал. — Я спрятал баксы и кивнул Трубачу: — Взгляни на кухне, нет ли там какого-нибудь пакета?
Трубач принес полиэтиленовую сумку, я ссыпал туда оружие и поставил сумку на пол. Объяснил:
— Не люблю вести переговоры с оружием. Невольно отвлекает от дела.
— Особенно когда оно в чужих руках, так? — спросил Граф.
Начал осваиваться. И был явно доволен своим вопросом. Я решил, что стоит его поощрить.
— Остроумно, Граф. Нечасто приходится иметь дело с таким смелым и находчивым человеком. Ничего, что я называю вас по кличке? Просто я не знаю вашего имени.
— Ничего, — кивнул он. — Это не совсем кличка.
С ним, пожалуй, было все ясно. Не совсем кличка. Да кто ж тебе, ублюдку, поверит, что в тебе есть хоть капля дворянской крови! Разве что молодой барин когда-то завалил твою крепостную прабабку на сеновале. Да и то не барин, а барский кучер.
Проблемы российской и нероссийской геральдики меня никогда в жизни не интересовали, начисто лишен я был и снобизма, заставляющего нынешних новых русских выискивать в своих родословных благородные крови и даже объединяться в дворянские клубы. Все мои предки, насколько я знаю, были крестьянами, я не видел в этом никакого повода ни для гордости, ни для стыда. И намек на графство, прозвучавший в словах этого злобного недомерка, привлек мое внимание лишь потому, что мне нужно было понять, с кем я имею дело. Ради успеха самого дела.
Лагерный опыт у него, конечно, был. Но, пожалуй, мотал он срок не за бандитизм. И не за торговлю. Торгаши так и остаются торгашами. Скорее всего — из цеховиков. Эти гораздо чаще становятся главарями банд. Воля, ум, опыт, жестокость, алчность. «Вор в законе» — это понятно было из его разговора с Владасом, записанного с «жучка». Но уже новой формации. Старым «правильным ворам» их закон запрещал даже жениться и иметь детей. И предписывал жить в скромности. Да за один этот халат и «альфа-ромео» ему дали бы «по ушам» — лишили бы звания вора. А в Афинах наверняка и вилла не из последних. И дети учатся где-нибудь в Кембридже.
В лексиконе нет фени. Тоже показатель. В отношениях с партнерами по бандитским делам он, конечно же, козыряет воровским чином, но в обычной жизни отмежевывается от него. Косит под интеллигента.
Странные все-таки дела. Уж на что наша российская интеллигенция бедная, убогая, замордованная — если верить тому, что она сама о себе говорит и пишет. А есть все-таки какая-то в ней привлекательность. Недаром вся разжиревшая шваль любит тусоваться с артистами и писателями.
Сам Сталин не лишен был этой слабости.
И даже Берия.
Так что же такое мой контрагент? Умен. Свиреп. Жаден. Самовлюблен. И вот что еще — агрессивен. Не помочь же он взялся Владасу, а захватить оставшийся без хозяина бизнес.
Отсюда, пожалуй, нужно и танцевать.
— Извините, Граф, — сказал я. — Невольно задумался. О странностях жизни, которая сводит таких разных людей, как мы с вами. Одинаковых лишь в одном.
— В чем?
— В стремлении достичь своей цели.
— Вы не представились, — напомнил он. Интеллигент! А подумал небось: «Да кто же ты, сука, такой?»
— Сергей, — назвался я. — Для друзей — Серж. Или Сережа.
— А для врагов?
— У меня нет врагов.
— Ну, ладно! Так не бывает.
— Бывает. Я расскажу вам о своем методе. Чуть позже. Прежде чем перейти к делу — у вас, вижу, есть вопросы ко мне?
— Как вы на меня вышли?
— Владас.
— Как вы вышли на него?
— Он сам вышел на нас. «Строен».
— Проклятый кретин!
— Не нужно, Граф. Ибо сказано: о мертвых или хорошее, или ничего.
— А он?..
Я пожал плечами.
— Увы. Ему отвернули голову.
— То есть как?
— Никогда не видели, как отворачивают головы?
— Кто отвернул? Вы?
— Ну почему обязательно я?
— А кто?
— Наш разговор напомнил мне американский детский анекдот. Учитель спрашивает: «Джон, почему ты вчера не был в школе?» — «Водил корову к быку». — «А отец не мог этого сделать?» — «Он бы мог, но бык лучше…» Правда, смешно?.. Нет, это сделал мой помощник Коля. Рекомендую, — показал я на Трубача, который полулежал в кресле и ловил кайф от нашего разговора. — Он очень не любит, когда его друзьям тыкают в грудь горящую сигарету. Он от этого становится очень нервным. Так что Владас, можно сказать, сам виноват… Колюня, покажи Графу, что там лежит в кузове «фиата». А то у нас слишком много времени уйдет на предварительные вопросы.
— Пойдемте, — охотно предложил Трубач. В это время Ленчик зашевелился и сделал попытку встать. Трубач еще раз «сыграл в ладушки» и гостеприимным жестом раскрыл перед Графом дверь.
Не было их минут шесть-семь. Когда Граф вернулся и опустился в свое кресло, он уже был не похож на маленького Наполеона. Ну, разве что на Наполеона после битвы при Ватерлоо. И вопрос у него остался только один:
— Кто вы такие?
Ну, прямо проклятый вопрос. Из разряда вечных: «Кто виноват?» и «Что делать?» Я даже и попытки не сделал ответить на него.
— Давайте, Граф, перейдем к делу. Вы знаете, что произошло на вилле «Креон»? Ваше знание состоит из того, что рассказали вам трое «шестерок» Пана, и ваших догадок. Я расскажу вам то, что было на самом деле. Для определенных целей нам понадобилась небольшая партия товара и через надежных людей мы вышли на Пана…
— Для каких целей? — перебил Граф.
— Как говорил один мой знакомый: «Меньше знаешь — лучше спишь».
— Значит, вы были знакомы с Паном?
— Не слишком долго, — объяснил я, и это была чистая правда. — Так вот. Мы отнеслись к Пану со всем уважением и приняли все его условия. Мы проплатили миллион долларов, а потом еще шестьсот тысяч. Пан заверил нас, что у него есть надежный канал доставки товара в Москву. Мы условились, что окончательный расчет произведем при получении товара. Нормальная схема, не так ли?
Граф молча кивнул.
— Но Пан повел себя некорректно, — продолжал я. — Он трижды срывал сроки, а потом сообщил, что его канал связи сгорел и он передаст нам товар на своей вилле. Нам это показалось подозрительным, и мы послали к нему нашего человека для проверки. В задачу мою и моих людей входило страховать этого человека. Эта предосторожность оказалась нелишней. Пан застрелил нашего связника и попытался застрелить нас. Это ему, к счастью, не удалось.
— После чего вы забрали товар, а трех «шестерок» отправили в Варшаву, чтобы сбить всех со следа, — закончил Граф. — Это было остроумное решение.
— Не слишком, раз вы о нем догадались, — возразил я. — Хорошо хоть не догадалась полиция.
— Вы же не приравниваете, надеюсь, меня к полиции? — На его лице вновь появилась самодовольная усмешка. — Так в чем же ваша проблема?
— В том, что в это дело оказались втянуты вы. Ваши люди сработали, конечно, грубовато, когда попытались перехватить нас в Болгарии…
— Это были люди Хруста. Мои так не работают.
— И в этом тоже часть проблемы. — Я понял, что пора дать ему в руки козырь, чтобы он чувствовал себя поуверенней. — Сейчас у нас только один способ решить проблему. Убрать всех ваших людей… вместе с вами, Граф, извините за откровенность. И уйти с товаром. «Окно» на границе готово, и мы им воспользуемся сегодня ночью.
Судя по выражению его лица, этот способ ему не очень понравился.
— Но этот вариант нас не устраивает, — продолжал я. — По двум причинам. Владас любезно рассказал нам, что вы вызвали из Афин десять своих боевиков и они появятся здесь в ближайшее время.
— Что он еще рассказал?
— Все.
— Ему нужно было язык выдрать, а не голову откручивать! — заявил Граф, довольно правдоподобно изобразив гнев.
— Не горячитесь, — посоветовал я. — Возможно, это и к лучшему. Нам не очень улыбается перспектива начинать здесь войну с вашими людьми. Хотя сомнений в исходе ее у меня нет.