-- Кру-гом! И на выход. Или я сейчас вызову комендантскую роту и будешь ночевать на "губе"!
Ничего не поделаешь, пришлось привести более веские аргументы. Мы очень деликатно обезоружили капитана и его команду, связали, заткнули кляпами рты и оттащили в дежурку. Пока мы шли по широкому школьному коридору, отыскивая приемную командарма, штабные майоры и подполковники, попадавшиеся нам на пути, очень подозрительно нас рассматривали, но остановить и спросить, какого хрена нам тут нужно, никто из них не решился. Почему-то. Зато довольно молодой адъютант в звании подполковника даже в лице изменился, увидев нас на пороге приемной.
-- Вы па-чему... -- недоговорив, он схватил телефонную трубку. Я вырвал шнур из розетки и мирно сказал:
-- Товарищ подполковник, доложите командующему, что капитан спецназа Пастухов просит принять его по делу государственной важности. -- И, видя, что он не шевелится, так же мирно добавил: -- Иначе, товарищ подполковник, я вышибу вам мозги. И вставить их на место будет довольно трудно. Идите и докладывайте. И оставьте в покое кобуру, вы не успеете даже достать свою пукалку.
Он дико посмотрел на меня и метнулся к двери в смежную комнату. Когда дверь за ним закрылась, Док поинтересовался:
-- Сережа, а ты уверен, что выбрал верный тон для разговора с адъютантом командующего?
Я отмахнулся:
-- Без разницы! Мы по уши в дерьме. Чуть больше или чуть меньше...
Обе створки двери кабинета распахнулись, на пороге появился кряжистый мужик с иссеченным крупными морщинами нестарым лицом, в камуфляже, с погонами генерал-лейтенанта. Из-за его плеча настороженно выглядывал адъютант.
Мы вытянулись по стойке "смирно".
Он с интересом оглядел нас, спросил адъютанта:
-- Эти, что ли?
-- Так точно, они.
-- Капитан спецназа Пастухов, -- представился я.
-- А что, капитан Пастухов, ты и вправду грозился вышибить мозги моему адъютанту?
-- Так точно, товарищ генерал-лейтенант!
-- И вышиб бы?
-- Так точно, товарищ генерал-лейтенант!
-- А не врешь?
-- Никак нет, товарищ генерал-лейтенант!
-- Что ж, дело у тебя, похоже, действительно государственной важности. Ну, заходите.
Он посторонился, пропуская нас в кабинет. В прошлом это была, наверное, учительская или кабинет директора школы. И мебель здесь осталась старая, школьная. Только на стенах висели не географические карты и анатомические атласы, а подробные планы и схемы театра военных действий. Адъютант задернул их черной шторой.
-- Докладывай, -- приказал командующий, усаживаясь на хлипкий учительский стул.
Я кивнул на адъютанта:
-- Пусть он уйдет.
-- Не доверяешь?
-- Нет.
-- Очень интересно. Выйди, -- приказал он адъютанту.
Когда за ним закрылись двери, Док по моему знаку выложил из сумки на стол фотографии, пленки и видеокамеру.
Командующий стал внимательно рассматривать снимки, один за другим. А я старался по выражению его лица понять, в курсе он или нет. Если в курсе -нам всем кранты. От снимка к снимку он хмурился все больше и больше. Отложив последнюю фотографию, он спросил:
-- Что это?
Не ответив, я перемотал в видеокамере пленку на самое начало и включил воспроизведение. Командарм так и впился глазами в экран монитора.
Запись длилась минут двадцать. Когда пленка кончилась, я выключил камеру.
-- Докладывай, капитан. Со всеми подробностями.
"Не знал", -- понял я, и у меня чуть отлегло от сердца.
Командарм слушал, не перебивая. Только когда я упомянул генерал-майора Жеребцова, он жестом остановил меня и приказал адъютанту немедленно разыскать Жеребцова и доставить к нему.
-- Продолжай, капитан!
Второй раз он прервал меня, когда я привел слова Дока о том, что ему рассказал его знакомый из лаборатории по опознанию трупов.
-- Соедините меня с начальником спецлаборатории номер 124! -- бросил он в трубку. Дождавшись ответа, спросил: -- К вам поступали трупы с удаленной роговицей глаз, с вырезанными железами, обескровленные?.. С какого времени?.. Как часто?.. Это были наши солдаты?.. Спасибо, все.
Как раз в ту минуту, когда я закончил доклад, в кабинет всунулся адъютант:
-- Жеребцов прибыл.
-- Давай его сюда!
В кабинет бодро вошел Жеребцов. Левое ухо его закрывал внушительных размеров марлевый тампон, прилепленный лейкопластырем.
-- Товарищ генерал-лейтенант, генерал-майор Жеребцов по вашему приказанию...
Тут он увидел нас, и челюсть у него так и отвисла.
-- ...прибыл, -- еле выдавил он из себя.
-- Вольно. Что у тебя с ухом?
-- В меня стрелял капитан Пастухов.
-- В самом деле? -- повернулся ко мне командующий.
-- Так точно, товарищ генерал-лейтенант.
-- Зачем?
-- Чтобы убить, -- ответил вместо меня Жеребцов.
-- Почему же не убил?
-- Не попал, товарищ генерал-лейтенант!
-- Странные дела. Что это у нас за спецназ такой? Со скольких метров он в тебя стрелял?
-- Примерно с шести.
-- С шести?! -- Он повернулся ко мне. -- Сколько ты на стрельбах выбиваешь?
-- Сто из ста.
-- Из какого оружия?
-- Из любого.
-- С какого расстояния?
-- С любого.
-- Из какого положения?
-- Из любого.
-- И с шести метров в него не попал?
-- Почему не попал, -- сказал я, -- как раз попал.
-- Ладно... А теперь иди сюда, Жеребцов, -- приказал командующий и разложил на столе снимки. -- Знаешь, что это такое?
-- Так точно, товарищ генерал-лейтенант.
-- Твоя работа?
-- Я выполнял приказ, товарищ генерал-лейтенант.
-- Чей?
-- Я не могу говорить об этом при посторонних.
-- Почему я ничего обо всем этом не знал?
-- Я не могу говорить об этом при посторонних, -- повторил Жеребцов.
-- Выйди и жди!
Жеребцов, пятясь, вышел. Командующий встал из-за стола и заходил вдоль своего кабинета. От стены до стены было метров семь, за это время он успевал произнести примерно пять или шесть фраз, включая междометия. И честно скажу: такого черного мата я никогда в жизни не слышал. Даже не подозревал, что такой существует. Правда, в армии я всего шесть лет, а он -- лет на двадцать, а то и на тридцать больше. Или у них в Академии Генштаба такой спецкурс читают?