Точно чья-то безжалостная рука схватила Гундегу за горло. Хотелось плакать… из-за спущенной петли.
— А я тебе, бабушка, ничего не подарила, — сказала она с сожалением. — Что тебе нужно, я куплю в аванс?
Плечи Лиены затряслись от беззвучного смеха.
— Ох, солнышко, что мне теперь надо. Всё необходимое ты видела там, в сундуке.
Гундега вспомнила, что видела два одеяла, простыни, большой платок. Да! Ещё чёрное платье и такой же чёрный платок. Отгоняя эти мысли, она поспешно сказала:
— Я знаю, что подарю тебе — туфли. Коричневые. Ты хочешь с ремешком или на шнурках? Тебе удобнее на шнурках. Ты сможешь ходить в них на пастбище, а то эти…
Она подняла валявшийся возле кровати бот. Когда-то он, конечно, застёгивался, но со временем застёжки оторвались, и Лиена, проткнув шилом дырочки, вдела туда тесёмки. Тесёмки тоже порвались и в двух местах были связаны грубым, некрасивым узлом. Подмётка у носка оторвалась, и поэтому казалось, что ботик грустно улыбается большим беззубым ртом.
Гундега положила обратно рваный бот, такой же старый и нуждающийся в покое, как и его хозяйка.
Лиена вновь попробовала подняться, но, судя по тому, как легко она сдалась на уговоры Гундеги, можно было заключить, что чувствовала она себя очень больной.
— Ну, хорошо, — сказала Лиена, — если ты хочешь… Нащипли бобов, накопай картофель и поставь вариться. Подои коров, а молоко опусти в колодец. Илма обещалась прийти обедать, приготовь что-нибудь. К тому времени, может быть, и я встану. Огурцы не успела засолить. Вот беда, и листьев не нарвала свиньям…
Чтобы успеть всё сделать, Гундеге пришлось чуть ли не бегом бегать. И снова, как всегда, оставаясь одна за хозяйку, Гундега с недоумением и страхом думала, как со всем этим изо дня в день справлялась Лиена. Как могла всюду поспевать старая, больная женщина, с таким трудом поднимавшаяся по утрам с кровати?
И вдруг ей вспомнилось виденное в детстве. На обледеневшей мостовой упала запряжённая в хлебный фургон лошадь. Потерявший терпение возчик злобно хлещет её кнутом… Лошадь, отчаянно царапая подковами скользкий булыжник, безуспешно пытается встать, а потом, оставив эти попытки, просто лежит, с убийственным безразличием перенося побои… Наконец человек сжалился и выпряг её. С тем же тупым равнодушием лошадь неторопливо поднялась на ноги…
В обед пришла Илма; перед тем как выйти из кустов, она по обыкновению осмотрела дом. Метра всё ещё не появлялся. Правда, в ту ночь они так и договорились, что он не приедет, "пока всё не кончится". Но вот уже прошло полторы недели. А сегодня рабочий по подсочке смолы, проезжая мимо лесосеки, остановился и сообщил новости: старший лесник уволен. Сгоряча Илма хотела после обеда сесть на мотоцикл, съездить в контору и узнать точно. Но потом передумала: стоит ли сейчас совать туда нос? Метра ведь должен прийти, не может он так исчезнуть.
— Старший лесник не приходил? — опросила она первым делом у Гундеги.
— Нет, тётя.
На лбу у Илмы появилась привычная сердитая складка, но постепенно разгладилась, — видимо, Илма вспомнила о дне рождения Гундеги.
— Поздравляю тебя, Гунит. Сегодня убежала затемно, не успела. Пойдём в комнату, покажу, что я тебе подарю.
Гундега вошла.
Это были дорогие подарки, стоившие, вероятно, не меньше, чем велосипед, о котором мечтала Гундега. Платье из тонкого белого шелка, с лёгким шелестом струившегося между пальцами. Белые туфли и белая сумочка.
Илма обняла Гундегу и поцеловала в лоб.
— Надень!
Гундега поймала себя на неуместной мысли: она вспомнила в эту минуту, что уже пора слить воду с картофеля, варившегося для свиней, иначе лопнет кожура. И поняла — эти будничные заботы пришли в голову потому, что нет настоящей радости.
Надев новые туфли на высоких каблуках, она вдруг представила бот Лиены с тесёмками и ощерившимся носком. Взяла сумочку и положила обратно, вспомнив ту, другую, коричневую с жёлтой металлической застёжкой, купленную на деньги Аболса.
— Это лучший шёлк, какой только нашёлся в Дерумах, — не утерпела Илма. — У тебя, наверно, никогда не было такого платья…
Нет, такого у Гундеги не было, если не считать шёлковую блузку в крапинку, переделанную из бабушкиного платья.