Илма молчала, ожидая, что скажет Гундега. Не дождавшись, придвинула к ней тарелку с тминным сыром и опять начала:
— Ведь христианская вера не учит людей плохому! Люби ближнего своего, как самого себя! Есть ли в этом хоть одно слово против совести честного человека?.. Попробуй кусочек сыра! Я налью тебе ещё кофе. Может, хочешь погорячее? Не стесняйся… Возьмём хотя бы заповеди: «Не убий», «Не укради», «Чти отца твоего и матерь твою». Скажи мне, что в этом плохого?
Псалмы, которые пели за сотни километров отсюда шведские богомольцы, не волновали Гундегу, они были безразличны ей, как и всё, что не трогает сердца. Но если разобраться, что плохого в том, что религия велит любить своего товарища — какое смешное слово: ближний! В школе, правда, говорили — бога нет, и она этому верила, но ведь никто ещё так спокойно и внятно не объяснял ей, что ничего нет плохого в том, что религия не позволяет красть и велит любить родителей…
— Твоя бабушка хотела, чтобы её похоронили без пастора, — тихим, бесстрастным голосом продолжала Илма. — Я знаю, почему она ненавидела их. Ну, допустим, один из них был плохим. Ведь и пастор всего лишь человек, такое же божье создание, как я, ты, как все мы. Человек может оступиться, ошибаться, заблуждаться…
Слова были похожи на круглую гладкую гальку. Они сыпались, катились непрерывным потоком, точно стремясь прикрыть, похоронить под собой что-то.
«Божье создание на земле…» Это как острый камешек в лавине обкатанной гальки. «Как странно — божье создание…» Разум Гундеги, принимавший всё сказанное Илмой, натолкнулся на эти два слова. В них было что-то пренебрежительное, унижающее. Но что именно, Гундега не знала. Ей хотелось возразить, её человеческое достоинство противилось такому определению. Создание… Будто она, Гундега, — жук или комар…
Илма с улыбкой смотрела на неё.
— Наелась, Гунит? Может, ещё мёду…
— Спасибо, тётя, больше не хочу.
— Ты, вероятно, убеждена, что все пасторы — это седые, отживающие свой век старики? Но это не так. Нашему пастору Екабу Крауклитису немногим больше сорока лет. Красивый, представительный. Вот увидишь.
На губах Илмы играла гордая, довольная улыбка. Как будто в том, что пастор красив и представителен, была и её заслуга.
— Ты ведь поможешь мне приготовить всё к воскресенью, не правда ли, Гунит?
Гундега молча кивнула головой. Конечно, поможет, неужели она сложа руки станет смотреть, как тётя Илма работает. Она поднялась, чтобы убрать со стола. Илма одобрительно взглянула на неё.
Грязные кружки Гундега сложила в котёл, а вот что делать с оставшимися на тарелках маслом и сыром — не знала. Их, оказывается, надо было снести в чулан, и Илма проводила её. После изобилия в погребе небольшой чулан под лестницей показался почти пустым: накрытый дощечкой туесок с салом, несколько горшков, яйца в старой суповой миске. Тут же были сетка от пчёл, дымокур и безмен. Илма и сама сознавала, что всякому вошедшему полки могут показаться пустыми, и поспешила объяснить, что еду они обычно прячут в ларе — от мышей.
Илме, видимо, доставляло удовольствие показывать своё хозяйство. Из чулана она повела Гундегу в хлев, но он был в это время дня пуст. Только из полутёмного угла в глубине слышались шумные вздохи и кто-то с треском тёрся о загородку. Илма повела туда Гундегу.
— Кто там? — опасливо спросила Гундега.
— Это большая свиноматка. Ни разу меньше дюжины поросят не приносила.
Обе осторожно пробрались меж коровьих стойл к загородке. Из-под нависших огромных, точно шлёпанцы Фредиса, ушей смотрела на них пара узеньких добродушных глаз.
— У неё скоро будут поросята? — спросила Гундега, показывая в сторону больших ушей.
— Это же боров! Свиноматка с той стороны.
Вот тебе и на! Гундега не знала, смеяться или смутиться. Но Илма уже повела её дальше: это подсвинок, это боровок, а это нынешняя, весенняя свинка. Илма сновала в проходах между загородками, словно челнок в ткацком станке. У Гундеги даже голова закружилась. Который из них подсвинок и которая свинка? А этот белый великан — свиноматка или боров? Да ко всему ещё «свинячья» порода, учуяв хозяйку, устроила такой ералаш, что даже встревожились гуси в закутке.