Коляска Тарковского отъехала. Хетагуров спросил
себя, чем объяснить внимание к нему со стороны празд-
ного болтуна, и решил: ему нужно, чтобы я участвовал
в спектаклях, а главное — читал стихи, воспевающие сво-
боду и братство людей, клеймящие насилие и гнет. Хит-
рый Исламбек, желая прослыть прогрессивным, играет в
новизну, к которой так стремится молодежь столицы. Он
бы рад, подобно Тамуру Кубатиеву, воспевать могущест-
во своих предков-феодалов (сам ведь феодал!), но знает,
что на этой ветоши далеко не уедешь. Другое дело, когда
в музыкально-драматическом кружке звучат стихи, за-
прещаемые цензурой. Вот для чего нужен молодой поэт
из Осетии!
...На углу Дворцовой набережной уже скопилось мно-
го экипажей.
Роскошь туалетов и блеск мундиров спорили со стро-
гой античной красотой театра. Хетагуров запоминал кон-
трасты, краски.
Темно-сиреневый бархат, шелка, тяжелые ожерелья
и браслеты со змеиной чешуей, капли утренней росы —
бриллианты на голубых цветах, а рядом — обшлага с га-
лунами, эполеты, аксельбанты, ордена, жемчужные за-
понки... Да ведь это Тит Титович рядом с Клементиной
Эрнестовной! А по другую сторону — Оля в темном, поч-
ти траурном платье. Вид задумчивый...
Места расположены амфитеатром, нет лож и ярусов,
вдоль стен — коринфские колонны и ниши со скульптура-
ми. Хетагуров сидел между двумя колоннами на трехме-
стной скамье, чуть касаясь плечом белого эполета жан-
дармского генерала. Видно великолепно. Исламбек знал
толк и денег не жалел для своих честолюбивых затей.
Сам он сидел у рампы на длинной, обтянутой бархатом
скамье в обществе юной балерины Лауры Ляховской и
нескольких поклонников ее таланта — купцов.
«Странно, — усмехнулся Хетагуров, — утром я был
грузчиком на пристани, вечером очутился в самом бли-
стательном обществе Петербурга...»
Ольга вначале не заметила Коста, Тит — тоже. Он
47
беспрерывно говорил что-то Клементине Эрнестовне.
Заиграл оркестр. Короткое вступление —и сразу же
отрывистые регистры струнных, исполненные глубокого
трагизма. В них и нежные, вздохи, и жалобы влюбленных
на судьбу. Наступают минуты сладостного забытья. Но
вот снова страшная действительность, злобные возгласы
смертных врагов — Монтеки и Капулетти. Звенят тяже-
лые мечи стариков и стальные клинки молодых, на ули-
це Вероны разгорается кровавый бой. Потом стихают
звуки боя, наступает осторожная, робкая тишина, и из
нее рождается мелодия любви...
— Боже мой, какое чудо! — восторженно шепчет
Коста, и сидящий рядом генерал недоуменно пожимает
плечами: что хорошего находит горец в беспорядочных
звуках симфонии — то ли дело духовой оркестр!
Проходят мгновения тихой идиллии любви, и вновь
схватка враждующих семей. Льется кровь, гаснут юные
жизни.
«А у нас —кровная месть»,—со скорбью думает
Коста. Как зачарованный, слушает музыку. Рождаются
думы о судьбах двух героинь — Джульетты и Жанны
д'Арк. Обе поступили вопреки дедовским заветам и воле
родителей: одна — во имя любви, другая — во имя
спасения родины!
И в воображении встает образ женщины-горянки, от-
бросившей прочь законы адата и вековые устои быта.
Высоко вознести прекрасный образ — вот благодарный
замысел для большой поэмы!
Как же назвать героиню? Фатима — хорошее осетин-
ское имя...
В эти минуты Коста забыл о всех земных заботах...
А Ольга сидела внизу, печальная.
«Он даже не смотрит в мою сторону!»— с горечью
думала она.
7
В октябре 1884 года Хетагуров получил официальное
уведомление об исключении его из списка учеников ака-
демии и переводе в вольнослушатели.
Он продолжал работать на пристани, но уже на дру-
гой барже.
Тит Овцын при каждом удобном случае рассказывал
48
о том, что осетинский князь работает грузчиком и «ни
копейки не берет с тех, кто захочет посмотреть на него».
Но «сенсация» Тита не вызвала ожидаемого эффекта.
И вот почему.
Когда новость впервые была объявлена им в салоне
Клементины Эрнестовны, чтобы опозорить Хетагурова
в глазах общества, дело благодаря Кубатиеву приняло
неожиданно другой оборот.
Хотя Тамур в душе недолюбливал Хетагурова за
колкие эпиграммы и насмешки, но здесь он решил, что
задета честь нации, и счел своим долгом поддержать
земляка.
— Позвольте, э-э, господин Овчинин... Вы ничего
толком не знаете, — сказал он таким тоном, как будто
не имел ничего общего с Титом. — Хетагуров пишет трак-
тат о жизни низших сословий Санкт-Петербурга, для то-
го он и надел на себя лямку грузчика. Весьма возможно,
что летом вы встретите его на берегу Невы среди бурла-
ков, тянущих баржу. Все это сообщаю вам, господа, под
величайшим секретом...
Вскоре рассказ юнкера стал известен многим. В ли-
тературных студенческих кружках говорили: «Так надо
творить! Художник и молодой поэт с Кавказа Хетагу-
ров, будучи честным человеком, решил сначала сам по-
быть в роли тех, чьи образы собирается воссоздать
кистью и пером. Он смело пошел по стопам Василия
Васильевича Верещагина...»
Тит ходил раздосадованный. Сначала, правда, цель
как будто была достигнута: Клементина Эрнестовна
всплеснула руками и наедине с Ольгой заявила ей о не-
возможности дальнейших посещений Хетагуровым их до-
ма, настояла, чтобы дочь тут же написала письмо своему
«несносному кавказцу». Принудить своенравную девуш-
ку матери удалось не сразу. Только после трех обморо-
ков и компромиссной просьбы отца: «Сделай, как просит
мать, а потом поступай по-своему», — Ольга написала и
окропила слезами записку, в которой сетовала на «злую
судьбу». Клементина Эрнестовна сама отправила письмо
на почту. Девушка спохватилась, сбивчиво написала еще
одну записку, просила прощения, раскаивалась в своей
слабости перед гневом матери. Но покаянная не дошла
до адресата: услужливая горничная передала ее в ру-
ки Клементины Эрнестовны.
4 Их было трое
49
«И зачем я писала, раскаиваясь, в отчаянии шептала
девушка, не дождавшись ответа. Я, кажется, совсем ли-
шилась рассудка.
Вскоре имя молодого художника стало одним из попу-
лярных среди передовой молодежи столицы, и хозяйка
дома даже как-то сама поинтересовалась, куда исчез
товарищ Володи, задумчивый молодой человек с такими
выразительными глазами». Ольга с трудом скрывала ра-
дость в предчувствии новой встречи. Будь теперь в Петер-
бурге Володя!..
А когда знаменитый критик Арсеньев в присутствии
Клементины Эрнестовны сказал, что «осетинец Хетагу-
ров — человек необыкновенный, самородок из Кавказ-
ских гор», хозяйка дома окончательно переменила свое
отношение к Хетагурову. Он получил официальное при-
глашение к Ранцовым.
Но Коста не пришел. «Этот дом не для меня,— думал
он. — Пусть процветают там титы титычи...»
Было грустно, что не повторятся больше радостные
минуты встреч с дорогим существом, когда чувствуешь,
как от близости еще неизведанного счастья расширяется
сердце...
Наступили суровые дни. Приходилось много работать
на пристани, допоздна сидеть за книгой, а в воскресные
дни трудиться у полотна. Времени на отдых не оста-
валось.
-Здоровье покидало Коста.
Ученики Павла Петровича Чистякова ожидали своего
учителя в его частной мастерской — адъюнкт-профессор
задержался на Совете академии, куда его часто пригла-
шали как опытного педагога. Среди присутствующих бы-