хитро сузились глаза.
— Хорошо, Коста. Но всякое подражание этой сати-
ре неизменно ведет в Сибирь...
— Почему же?
— Один умный человек говорил так: «Михаил Евгра-
фович Салтыков сослан в Калугу, а подражатели его,
пожалуй, поедут дальше». У него ведь громкое имя и к
тому же особый дар делать двустороннюю вывеску —
явную и скрытую. Он умеет прятать кое-что между
строчками. А ты?
— Правду говоришь. «История, одного города»—
великолепная сатира на всю русскую монархию. Но...
знаешь что? Я не пойму — вы как будто бы все сговори-
лись и прочите мне ссылку. Приятель мичман то же са-
мое вещал...
— Потому, Коста, что мы любим тебя, как родного
брата, и желаем, чтобы ты поехал из академии в Рим на
казенный счет, а не в Сибирь...
— Тоже на казенный счет?!
Друзья рассмеялись.
24
— Покажи, Коста, что рисуешь, — попросил гость.
— Да вот, те же «Дети-каменщики»...
Снял белую простыню с неоконченной картины.
— О! — воскликнул в восторге Андукапар. — Какие
глаза у собаки! Как у человека. Мальчишка с молотком
в руке хорош. Голопузый тоже симпатичный. Это где-то
в наших краях—точно! Клянусь аллахом, картину мож-
но за триста рублей продать. Вот тебе и капитал на уче-
ние.
Андукапар помолчал, продолжал смотреть на кар-
тину.
— Так. Значит, собака с человеческими глазами —
добрый и верный друг; Понятно. А там вдали кто с пал-
кой? Кажется, нищий. Неподалеку удобная коляска
какого-то местного богатея. Правильно я прочитал твою
мысль?
— Почти так...
— Ну, а что пишет наш молодой поэт Коста?
— Начал поэму «Чердак», да что-то не получа-
ется...
Коста достал с полки тетрадку. Андукапар подвинул-
ся к свече, открыл наугад, прочитал шепотом несколько
строк.
— Кто у тебя так зло говорит о Петербурге?
— Мой герой—Владимир. Тут он даже спорит с
Пушкиным/Пожалуй, уберу. О столице — вот здесь...
Хетагуров открыл сильно исчерченную страницу,
прочитал с чувством:
В священном безмолвье стояла столица
При чудной игре сотни тысяч огней...
И только аккорды тюремного шпица
Порой пролетали тоскливо над пей.
Андукапар глубоко вздохнул.
— Я же говорил: перед тобой две дороги — одна
ведет в Рим, другая в Сибирь. Смеешься. Зря. Послушай
доброго совета. Кончай маленьких каменотесов, только
убери коляску.. Покажи картину вицепрезиденту Акаде-
мии. Получишь отсрочку экзаменов, а в будущем — по-
ездку в Италию. А стихи, навеянные Надсоном...
— Надсоном?! Нет! — резко ответил Коста. Встал,
расправил рубашку под тугим тонким поясом. — Я за
25
поэзию борьбы — если мои стихи вообще можно назвать
поэзией... Вспомни-ка Некрасова: «О город, город роко-
вой!..»
Андукапар опять вздохнул.
— Если уж ты, Коста, без стихов жить не можешь,
пиши что-нибудь веселое из петербургской жизни и по-
сылай в Ставрополь. Авось, напечатают, деньги при-
шлют.
Коста схватил со стола свежий номер газеты.
— Не будем спорить. Почитай вслух петербургские
«веселые» новости.
В разделе «Политика» Андукапар начал читать за-
метку под заголовком «Действия правительства».
«Высочайше повелено: ссыльнокаторжные и ссыль-
но-поселенцы, виновные в различных новых преступле-
ниях, подвергаются установленному для них законом
наказанию плетьми в присутствии врача или должност-
ных лиц судебного ведомства в полиции...»
— Какой гуманизм! Не правда ли? —перебил Кос-
та. — Пороть плетьми можно только в присутствии вра-
ча, а если нет такового, то достаточно и околоточного.
«Высочайше повелено...» Сам император заботится о
ссыльных. А в скором времени будут введены удобные
никелированные кандалы, изготовленные в Америке. Да
здравствует цивилизация!.. Давай дальше, земляк.
Андукапар читал одну новость за другой. Министер-
ство финансов рассматривает проект налога на спички...
Чума в калмыцких степях... Блестящий научный опыт:
доктор Тоннер голодал 40 дней. Самоубийство актрис...
— Об актрисах читай все, Андукапар!
— Пожалуйста: «Актрисы, сообщает некто Оппен-
гейм, обыкновенно лишают себя жизни вследствие край-
ней нужды, болезни, страха, умопомешательства. Так,
актриса Ильма Мольнар приняла яд в последней сцене
«Адриенны Лекуврер» Скриба и умерла на глазах пуб-
лики, которая пришла в восторг от естественного изобра-
жения смерти».
— Довольно, хватит!
Коста смотрел на море огней за окном.
— Подумать только: «Публика пришла в восторг...»
Боже мой! Ты знаешь, друг, кто пишет?
— Тут нет подписи... — развел руками Андукапар.
— Тот же самый негодяй — «властитель дум совре-
26
менности», которого наглость застраховала от каких-ли-
бо потрясений...
— Ты, Коста, очень близко принимаешь все к сердцу.
Из тебя бы никогда не получился хирург.
— Верно. Так же, как и солдат-рубака.
— Еще есть новости.
— Какие?
— В Эрмитажном театре — симфоническая фантазия
Чайковского «Ромео и Джульетта».
Лицо Хетагурова прояснилось.
— Да? Какие контрасты! Самодержавный Петер-
бург кандального звона и Петербург Пушкина и Чай-
ковского. Этот Петербург — моя вторая родина, авдан*
заветных дум...
Давно уже настала ночь, но друзья забыли о сне.
Коста мечтательно говорил:
— Помню всполох в станице Баталпашинской. Пом-
ню человека, который созывал казаков строиться с ору-
жием. Сам он не был вооружен — он бил в набат. Иног-
да вижу себя в такой роли. Только не колокол будет
поднимать тревогу, а проникновенные звуки фандыра...
Одному тебе говорю о мечте своей, друг мой.
Почти до самого рассвета разговаривали они. Снача-
ла гость откладывал недоброе сообщение, с которым
пришел к Коста. Заключалось оно в том, что админист-
рация Баталпашинского отдела Кубанской области рас-
тратила горские штрафные суммы и по таковой причине
К. Л. Хетагурову прекращалась выплата стипендии.
Официального уведомления канцелярия академии еще
не получила, оно было где-то в пути. А узнал Андукапар
обо всем из письма дяди, который жил в Лабе. Позже
Андукапар решил и вовсе молчать, чтобы не портить
прекрасной ночи мечты о будущем.
В просторном особняке инженера Владимира Льво-
вича Ранцова царило торжественное настроение: стар-
шая дочь, Глафира Владимировна, к рождеству долж-
на повенчаться с лейтенантом береговой службы Всево-
лодом Рихардовичем Клюгенау. Младшая — тоже на
выданье, но с ней родители не спешили: красавица Оль-
---
* Авдан (осет.) — колыбель.
27
га легко могла составить себе блестящую партию. Ее ру-
ки добивались многие именитые молодые люди, но все
получали отказ, после чего уж не появлялись в доме
Раицовых. Ходил слушок, что Ольга награждала их та-
кими странными эпитетами и прозвищами, что никто
из них не решался больше попадаться ей на глаза.
В пятницу, придя на обед к Ранцовым, Хетагуров с
удивлением увидел там юнкера Кубатиева в обществе
какого-то толстого низкорослого блондина с большими
бриллиантовыми запонками. Как сюда попал Тамур Ку-
батиев, Коста не мог понять. Поздоровались холодно.
Вмешательство мичмана прояснило все.
— Вы знакомы с Тамуром Дрисовичем? Он друг лей-
тенанта Клюгенау...
— С Тамуром? Еще бы — земляки, г— ответил Хета-
гуров.
—Как же так? — удивился мичман Ранцов. — Я