– Костя, – тихо прошептала Иришка где-то у его сердца, – я так люблю тебя, что буду рядом даже без дяди-генерала, лишь бы с тобой.
– Жаль, что Димка у нас не все буквы выговаривает, да, сын?
Дмитрий, внимательно прислушивающийся к разговору взрослых, серьёзно спросил:
– Посему?
– Потому что твоё имя Дмитрий Константинович, сынок. Просто папа не был так близко, когда ты родился, поэтому деда Витя тебя назвал Дмитрием Викторовичем, а ты у нас с мамой Константинович.
Дима задумался, а потом с трудом выговорил:
– Ка... Каси... Кастиныть!
Ира с Костей рассмеялись, Казанцев приподнял Иру с груди и с улыбкой заметил:
– Хорошо, что не «костюмыч»! Родители как?
– Всё отлично! Вчера такое представление устроили дома, что я и смеялась, и плакала с ними. Костя, папа предложил твой юбилей отметить за городом на базе отдыха. У них, оказывается, своя база есть, я и не знала.
Константин согласно кивнул – просьбу Виктора Ивановича он помнил и старался не говорить Иришке о том, что работа отца имеет отношение к секретным технологиям. Для них с мамой завод отца занимался выпуском пластиковых изделий, а то, что некоторые компоненты новых летательных аппаратов были из технического пластика, Акони родным не говорил. Новый контракт его фирма заключила не так давно, поэтому и проводили аудит, результатом которого и стало вскрытие воровства и предательства некоторых работников. Но предателей выбросили за борт, так сказать, а жизнь продолжилась. И в этой новой жизни не было места для предателей, воров и шантажистов.
***
Леонид Анатольевич обвёл взглядом собравшихся гостей и кивнул своим мыслям – Акони оказался прав. Такое количество уже родных людей их с Верочкой дом просто бы не вместил. Телегины, Казанцевы, Акони, Римские, младшие Казанцевы и будущие Римские. И бегающий по кустам и дорожкам Димка. Уже Дмитрий Константинович Казанцев. База отдыха, на которую приехали приглашённые гости, оказалась уютной маленькой деревушкой с отдельно стоящими домиками, спортивными площадками, горками и приличным пляжем на берегу неспешной реки. Акони выбрал для праздничного ужина большой дом с огромной гостиной, множеством диванов и кресел, пушистыми коврами и больших размеров камином, у которого и собралась компания гостей. Костя полулежал в удобном кресле, рядом устроилась его молодая жена Ирина Казанцева, Дима лежал на ковре и что-то бормотал, рассматривая новую книгу с удивительными иллюстрациями.
– Костя, сынок, у тебя всё хорошо? – Лилия Анатольевна посмотрела на сына, устраивающего подушку под спиной.
– Да, ма. Просто рабочий день выдался не из лёгких.
– А я говорила, что ты рано вышел на работу, тем более больничный позволял тебе ещё полежать дома.
– Ма! – Костя приподнялся и провёл ладонью под подбородком: – Я уже вот належался в первый раз! Больше не хочу.
– Лиль, ты не переживай. – Вера Андреевна прижалась к мужу и продолжила: – Он в моём кабинете лежит, там и истории пишет. Мы ему такой столик на ножках приобрели, ложится и пишет истории. Он у меня сейчас в личных «неграх», да и в сети так легче рыться.
Лилия Анатольевна переглянулась с мужем и нахмурилась.
– Зачем?
– Костя, а ты родителям ничего не говорил?
Казанцев покачал головой и пожал плечами:
– Я решил уже на защиту их пригласить.
– Защиту? – Казанцев-старший вскинул голову и вопросительно поднял брови. – Решил всё-таки! Молодец! А ты, Паш, не надумал кандидатскую написать?
Римский посмотрел на своих родителей и тихо ответил:
– Нас с Таткой сейчас другие вопросы беспокоят.
Таня опустила голову и поправила подушку у себя на коленях – недавняя болезнь не отпускала её из своих тисков. Вот уже почти четыре месяца Татка не могла восстановиться – мучилась от болей, гормональных нарушений и жила со страхом повторного кровотечения. А ещё её пугали сны, в которых какая-то старая страшная женщина, напоминавшая ведьму, смеялась над ней и что-то кричала. Таня не могла вспомнить, что за слова она слышала во сне, но часто просыпалась от кошмаров.
– Не переживай, успеешь, – заметил Николай Васильевич Римский, отец Павла, передавая очищенный апельсин Татке. – В нашей профессии иногда простые пахари решают больше, чем учёные. Помнишь, Верочка, у нас на кафедре терапии работала старенькая такая лаборантка?
– Да, Марина Алексеевна.