В три часа ночи 22 августа приговор военно-полевого суда был приведен в исполнение.
Часть вторая. Под небом Франции
Глава I. Наступление на форт Бримон
27 февраля (12 марта) 1917 года пал оплот русского самодержавия — царизм. Февральские события вызвали огромный политический подъем в рядах старой царской армии. Всколыхнули они и солдат русских частей во Франции. Собираясь группами, они обсуждали события, происходившие на родине, и с большим жаром говорили о том, что с падением царизма должен наступить конец войне, а следовательно, не за горами и день возвращения на родину.
Однако Россия продолжала вести войну. Временное правительство, связанное, как и царское правительство, с англо-французским капиталом, продолжало политику царской России. Оно стремилось отгородить армию от народа и революции, сделать ее послушной воле новых хозяев буржуазной России.
К моменту Февральской буржуазно-демократической революции в России численность русских войск во Франции возросла. В сентябре 1916 года во Францию прибыла 3-я русская бригада, которая вместе с 1-й бригадой вошла в состав 1-й русской дивизии. Начальником дивизии был назначен начальник 1-й бригады генерал Лохвицкий.
Февральская революция застала русские войска во Франции на передовых позициях. 1-я бригада занимала ответственный участок фронта в районе города Реймса у форта Бримон, а 3-я бригада, только что сменившаяся с позиции Мурмелон ле-Гран, сильно потрепанная, находилась на отдыхе в учебном лагере Майльи. Но этот отдых был кратким: французское командование готовилось к большому весеннему наступлению. В начале марта 3-я бригада согласно приказу заняла боевую линию фронта на участке между Бермерикур и рекой Эн. [66]
Не зная французского языка, постоянно находясь на боевой линии фронта, почти не общаясь с гражданским населением и солдатами французской армии, русские солдаты располагали самыми отрывочными, а иногда и заведомо неправильными сведениями о том, как проходила Февральская революция в России.
Однако, когда русские солдаты во Франции узнали о революции в России, они воспрянули духом и ждали от нее чего-то необычно нового, большого. И в первую очередь, конечно, конца войны, установления мира и возвращения на родину.
Вести о свержении в России царизма с каждым днем все глубже проникали в толщу солдатских масс русских войск во Франции. Солдаты всячески стремились узнать больше правды о революции в России. Наконец встал вопрос об избрании солдатских представителей для работы и связи с командованием. Через несколько дней этот вопрос был разрешен положительно, в качестве представителей солдат были избраны особые ротные делегаты.
Делегатов в условиях фронта приходилось выбирать не на собраниях, а так называемым «опросом». Вскоре в 1-й бригаде выборы солдатских делегатов закончились во всех ротах полков. Норм представительства не было, выбирались где один, а где два делегата от роты.
Первое, что солдаты поручали своим избранникам в «Наказе», заключалось в том, чтобы выяснить у командования, будут ли бригады выведены в тыл или их бросят в большое весеннее наступление, которое, по данным, имеющимся у солдат, готовилось французским командованием. По инициативе наиболее активных солдат было созвано нелегальное собрание избранных делегатов, на котором обсуждался вопрос о революции в России и готовящемся наступлении.
Революционный подъем у русских солдат во Франции нарастал. Росла и популярность избранных делегатов. Ротные делегаты вначале робко, а затем все смелее и увереннее стали ставить перед командованием бригады волнующие солдат вопросы.
Командование дивизии настороженно следило за ростом революционных настроений солдат и деятельностью ротных делегатов. Наиболее реакционная часть офицеров пыталась мешать всем мероприятиям солдат, направленным на сплочение революционных сил, на рост политического сознания. [67]
Офицеры по-разному восприняли революцию. Одни думали о ней с тревогой и надеждой, другие относились к революции явно враждебно. Тем не менее все они тщательно скрывали ее от своих солдат.
Солдаты маршевых батальонов больше знали о происходивших на родине событиях. Они имели некоторую возможность общаться с гражданским населением, могли купить журнал, газету, имели связь с солдатами союзников. Все это давало им возможность узнавать, хотя бы из буржуазной печати, о том, что происходит в далекой России.
Однажды утром в 1-м маршевом батальоне в лагере Майльи произошло событие, взволновавшее всех солдат. Перед выходом на обычные утренние занятия солдатам было предложено явиться на общебатальонное собрание. «Что это за собрание?» — спрашивали друг друга солдаты. Слово «собрание» для подавляющей массы солдат было незнакомо.
Собрание созывалось по инициативе группы солдат маршевого батальона, несмотря на запрещение командования. Члены инициативной группы батальона солдаты Волков, Козлов и Махонько рассказали о революционных событиях в России, о том, что вышел новый закон, который называется «Декларация прав солдата». «Наше командование, — объявила в заключение инициативная группа, — об этом знает, но почему-то все скрывает от нас...»
Офицеры в этот день в казармы не показывались. Однако перед вечерней поверкой командиры рот собрали солдат и объявили им приказ «о больших государственных переменах в России», о «Декларации прав солдата» при этом ничего сказано не было.
На молитве же в этот вечер гимн «Боже, царя храни», положенный по уставу, уже не пели.
В боевые части русской дивизии, расположенные на передовых позициях, весть о революции в России пришла несколько позже. Солдаты торжествовали. Они кричали «ура», поздравляли друг друга, целовались; на лицах расцветали улыбки. Одни говорили с восторгом: «Ну, настал конец войне», другие — «Настал долгожданный мир», а третьи уверенно заявляли: «Дождались, наконец, светлого дня — возвращения в свободную Россию».
Находились смельчаки, которые вылезали на бруствер и кричали в сторону немцев: «Эй, камарад, мир настал!», «Эй, камарад, русского царя нет! Гоните и вашего кайзера!» [68]
Зерно, брошенное весной в плодородную почву, быстро прорастает. Так было и с революционным движением среди русских солдат во Франции. Интерес к событиям на родине возрастал по мере того, как из России приходили новые вести. Солдаты возлагали большие надежды на новое правительство в стране, на Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, который, как они рассчитывали, должен дать им мир, свободу и помочь возвратиться на родину.
Русское командование во Франции расценивало настроение солдатских умов как «опасное, нездоровое течение». Оно видело, что солдаты понимают ход событий в России и активно реагируют на них, что среди солдат растет авторитет и влияние небольшой, но политически высокосознательной солдатской группы, которая ориентирует солдат во всех вопросах революции. Чтобы дискредитировать эту передовую часть солдат, русское командование потребовало от французских властей объявить французским солдатам соседних с русскими частей и населению, живущему близ русских лагерей, что эти русские солдаты являются «пораженцами» и что их следует остерегаться.
Французская реакция пришла на помощь русской реакции. «Русские солдаты уже вышли из повиновения своих офицеров, — заявляла французская реакционная печать, — не хотят воевать, отказываются выступать на фронт, а те из них, которые еще стоят на фронте, пытаются оставить свои позиции и выйти в тыл».
Все это было сплошным вымыслом. Тем не менее реакционные силы продолжали действовать. Они стали требовать, чтобы французские власти, впредь до восстановления в русских войсках порядка, запретили французам общаться с русскими. Они требовали запретить продажу русским солдатам вина и вообще всех товаров. Генерал Лохвицкий охотно откликнулся на это и издал свой особый приказ. В параграфе первом этого приказа говорилось: