Куртинцы знали об этом и бурно выражали свое негодование против французских банкиров, чья рука направляла огонь французских пулеметов на революционный лагерь ля-Куртин.
Здесь, на французской земле, вдали от родины, русские революционные солдаты познавали законы классовой борьбы. Им стали ясны и те ошибки, которые они допустили в борьбе против объединенных сил русско-французской реакции. Но эти ошибки уже нельзя было исправить. [211]
Потрясенные кровавыми событиями, куртинцы, оставшиеся в лагере, с горечью обсуждали то безвыходное положение, в котором они находились. Они были полны решимости стоять до конца, чтобы отомстить врагам за попранную правду, за свободу, за пролитую кровь товарищей.
Так прошла последняя ночь на 20 сентября. Кругом было тихо. Лишь к утру на позициях карательных войск началась перегруппировка сил. Но вскоре и там все затихло. Солнце еще не всходило. Куртинцы, бодрствовавшие всю ночь, под утро чувствовали себя утомленными. Но спать никто не решался. Говорили о семьях, о родине, о революции, забыв на минуту о своем трагическом положении. Ровно в 7 часов утра 20 сентября на лагерь снова обрушилась лавина огня. Артиллерийские залпы батарей, разрывы снарядов покрыли всю территорию лагеря. Лагерь окутался дымом и огнем. Несколько снарядов пробили стены казарм, взорвались внутри и вызвали пожары.
Под прикрытием артиллерийского огня «батальоны смерти» предприняли атаку лагеря. С криками «ура!» каратели со всех сторон бросились на штурм лагеря и очень скоро ворвались на его территорию. Атакуя лагерь одновременно с юго-западной, южной и восточной сторон, каратели почти замкнули кольцо окружения, которое с каждой минутой все более сжималось. В наступающие цепи карателей вливались новые подразделения, подходили французы. Теснимые карательными войсками, куртинцы отступили в казармы, которые стали теперь последним укрытием в неравной борьбе.
Во главе атакующих шли так называемые «штурмовые отряды», сформированные из солдат «батальонов смерти». Каждый такой отряд силою от одного до двух — трех взводов возглавлял офицер или унтер-офицер.
Одну небольшую группу куртинцев окружил штурмовой отряд под командой поручика Урвачева, известного своей реакционностью. Видя, что сопротивление бесполезно, горстка измученных людей решила сдаться без сопротивления и стала выходить из казармы без оружия. Куртинцы рассчитывали, что их, безоружных, пощадят. Но они ошиблись. Не успели куртинцы сделать несколько шагов, как первый из них упал, обливаясь кровью. Ему нанес смертельный удар по голове обнаженной шашкой сам поручик Урвачев.
— А!.. Ленинцы!.. — закричал Урвачев и с новой силой [212] нанес удар шашкой другому куртинцу, который тут же упал.
— Злодей! Бандит!.. — закричали остальные и с голыми руками бросились на своих врагов. Это был акт отчаяния. Команда Урвачева «Смерть немецким шпионам! Смерть изменникам!» привела в движение всех карателей. Раздались выстрелы в упор, заработали штыки. Через несколько минут группа куртинцев из двенадцати человек была буквально растерзана.
Задыхаясь от злобы, поручик Урвачев кричал, ругался и топтал ногами мертвые тела куртинцев и с яростью одержимого наносил им шашкой удар за ударом. Пьяная орда, следуя примеру своего предводителя, не отставала от него. Один перед другим они старались показать свою звериную ненависть к беззащитным людям. Кто-то из куртинцев, будучи уже тяжело раненным, упал на колени перед штурмовиками и, подняв руки вверх, стал просить их не добивать его, так как дома у него остались пятеро детей. Но каратели были глухи к просьбе солдата. По команде Урвачева они набросились на свою жертву и несколькими штыками пронзили его. Падая, солдат конвульсивно схватил обеими руками одну винтовку и сжал с такой силой, что штурмовик не в состоянии был вырвать ее из рук умирающего. Тогда один из карателей двумя выстрелами в голову прикончил солдата.
С такой же жестокостью расправлялись каратели и с другими куртинцами.
В казарме 2-го полка укрылась группа куртинцев человек в 30. Эту казарму окружил отряд штурмовиков во главе со старшим унтер-офицером. Идя впереди отряда с наганом в руке, унтер-офицер кричал: «Сдавайся сволочь! Выходи, ленинцы! Сдавайся!..» Но группа куртинцев не хотела сдаваться. Видя жестокую расправу карателей над безоружными товарищами, они решили сопротивляться до конца и ответили огнем. Полетели гранаты, и через несколько минут отряд штурмовиков был почти полностью уничтожен. Однако куртинцы не долго торжествовали победу. Не успели они оправиться от первого натиска карателей, как их окружила полурота штурмовиков под командой другого унтер-офицера. Каратели стали забрасывать куртинцев гранатами. Руководитель осажденных, взвесив силы, крикнул своим товарищам:
— Братцы, наш смертный час настал! Умрем же с честью! [213]
— Вместе умрем!.. — послышался ответ.
Быстро были закрыты все входы в казарму. Сосредоточив своих людей в одном большом помещении, руководитель куртинцев приготовился к встрече карателей. Несколько винтовочных залпов, одновременно с которыми в сторону противника полетели гранаты, сделали свое дело. Ряды штурмовиков поредели почти наполовину. Они отступили и очистили казарму. Но бой продолжался с прежним ожесточением. Часть штурмовиков поднялась на второй этаж соседней, параллельно стоящей казармы и из ее окон открыла по куртинцам огонь из пулеметов.
Чтобы укрыться от вражеского огня, куртинцы рассыпались по углам помещения. В это время вторая часть штурмовиков забросала комнату, где укрывались куртинцы, через окна гранатами. В короткое время все герои куртинцы пали смертью храбрых. Тяжело раненный руководитель куртинцев вступил в неравный рукопашный бой с ворвавшимися в казарму карателями. Он заколол нескольких человек, пока пуля врага не сразила его.
В другом районе лагеря с такой же жестокостью расправлялась с революционными солдатами карательная группа численностью в два — три взвода под командой адъютанта генерала Занкевича — поручика Балбашевского. Ворвавшись в лагерь, эта группа заметила до 20 куртинцев, укрывшихся в одной из казарм. Завязалась неравная борьба. Когда каратели через окна и взломанные двери ворвались в помещение, куртинцы встретили их ружейным огнем и гранатами. Скоро у куртинцев иссякли патроны и гранаты. Штурмовики вытеснили куртинцев из казармы во двор, окружили их тесным кольцом. Некоторые пытались бежать, вырваться из окружения, но их тут же догоняли пули.
Начались истязания. Куртинцев били прикладами и кололи штыками. Горстка оставшихся в живых куртинцев, собрав последние силы, бросилась на карателей, но ее встретила стена штыков. Каратели, оттеснив куртинцев к стене казармы, начали жестокую расправу над ними. С криком «Изменники! Бунтовщики!» штурмовики взяли куртинцев в штыки. В этой группе штурмовиков особой жестокостью и изощренностью отличался командир группы поручик Балбашевский. Ни один из куртинских солдат не был убит сразу. Каждый из них получил десятки штыковых ударов. Даже полумертвые куртинцы продолжали подвергаться самым зверским истязаниям. [214]
Спустя семнадцать лет после куртинского расстрела французский буржуазный журналист Пьер Пуатевен выпустил книгу о расстреле русских солдат во Франции, назвав ее «Сражение в центре Франции в 1917 г.». Он особо отметил роль поручика Балбашевского в расправе над русскими революционными солдатами и привел следующее высказывание о нем командующего XII французским округом генерала Комби: «Этот командир был храбрым офицером, и следовало бы желать, чтобы было много офицеров такой закалки в русских войсках во Франции, тогда мятежа не существовало бы... Таково мое убеждение»{58}.
С такой жестокостью расправлялись каратели всюду. Так, группу куртинцев в несколько десятков человек окружила значительно превосходящая по численности группа штурмовиков. Революционные солдаты оказали столь сильное сопротивление, что им даже на некоторое время удалось разорвать кольцо окружения. Они пытались уйти из лагеря, но другой отряд штурмовиков преследовал их до тех пор, пока все они не были уничтожены.